интервью и кинул обрывки в урну.
– На какой машине файл с интервью? – спросил я, оглядывая столы с компьютерами.
– Ты что, взбесился? – Игнат привстал со стула и закинул на затылок свой длинный чуб, раскачивающийся перед глазами. – Ты в своем уме?! Ты что здесь хозяйничаешь?!
– Инга умерла сегодня утром, час спустя после того, как ты с ней разговаривал, – сказал я. – Погибла при выполнении трюка. Это интервью очернит память о ней.
– Нет!! – крикнул Игнат, не желая даже смотреть на меня, и рубанул рукой по воздуху. – Такая удача бывает раз в сто лет! Это же сенсация, понимаешь?
– Твоя сенсация пахнет дерьмом!
– Но почему?! Разве я что-то придумал? Переписано с диктофона слово в слово!
Он поступил опрометчиво, протянув мне диктофон. Я взял его, нажал кнопку воспроизведения и, услышав голос Инги, вытащил кассету и как галету разломал ее на четыре части.
– Ты что?! – диким голосом заорал Варданян, кидаясь ко мне и пытаясь вырвать из моей руки спутанную в клубок магнитную ленту. – Да это же доказательство!! Что ты наделал!!
Я оттолкнул его от себя, сунул клубок в карман и повторил:
– Ты не будешь публиковать интервью.
– Буду! – с ненавистью глянув нам меня, выкрикнул Игнат. – Такое бывает раз в сто лет! Предсмертная исповедь актрисы! Да у меня это интервью с руками оторвут зарубежные издания! Это пахнет такими бабками, что тебе и не снилось! Я же тебя дурака в долю хочу взять!
– Спрашиваю последний раз: на какой машине записан файл?
– Ни на какой! – огрызнулся Игнат. – После того, что ты сделал, я с тобой вообще разговаривать не хочу.
– Ладно, – сказал я, сел за ближайший компьютер и набрал команду форматирования жесткого диска.
– Ты что?! – пуще прежнего взвизгнул Игнат, разъяренным псом кидаясь на меня. – Ты же мне все архивы сотрешь! Мне же потом башку оторвут!
Я оттолкнул его от себя. На экране монитор появилось грозное предупреждение, что в случае форматирования жесткого диска все данные на нем будут уничтожены.
– Ну? – спросил я, касаясь пальцев клавиши, чтобы дать подтверждение.
– Я тебя прошу! – взмолился Варданян, прижимая руки к груди. – Ну что с тобой сегодня? Ты меня заживо похоронить хочешь! Это моя работа! Это моя удача! Я же не влезаю в твои дела!
– Интервью ты публиковать не будешь, – еще раз повторил я и нажал клавишу.
Вопль Варданяна оглушил меня.
– Да!! Да!! – орал он. – Я скажу! Останови!
Я набрал "PAUSE". Гильотина остановилась над редакционными архивами.
– Здесь, – прошептал Варданян, кивнув на другую машину, и вытер крупные капли пота со лба. – Я сам.
Он сел за компьютер, выбрал файл и открыл его, убеждая меня, что это именно тот самый файл с интервью. Потом нажал кнопку "DELETE".
– Ты доволен? – усталым голосом спросил Варданян.
Я склонился над клавиатурой и стер еще и копию файла.
Игнат скрипнул зубами и потухшим взглядом уставился в экран.
– Если ты все-таки восстановишь его, – предупредил я, – то тебе будет очень плохо, и друзьями мы уже никогда не будем.
– А мы и так уже не друзья, – ответил Игнат.
Я больше ничего не сказал, повернулся и вышел.
37
Раньше, когда на меня нападала хандра, я шел в атлетический клуб к Гере, начинал соревноваться с ним, таскал железо до боли в мышцах, наполнял их каменной твердостью, вытесняя дурное настроение, и через час-другой снова радовался жизни. После смерти Геры в «Персей» я ходить уже не мог.
Роман со своей бригадой ко мне не вернулся. Несколько дней они сооружали сцену и скамейки в Крепости для фестиваля, а потом вообще уехали из Судака.
Игнат Варданян при встрече со мной перестал здороваться и делал вид, что мы не знакомы.
Я запил. Мысли об Инге не давали мне покоя. Душу терзало то чувство, которое называют совестью, хотя разум не уставал твердить, что она убийца и дрянь, каких еще свет не видывал.
Можно было бы поставить точку в этой истории. Можно было бы поставить точку и с чистой совестью по десять раз на дню наполнять стакан. Но в моем уставшем воображении время от времени всплывало всего два вопроса, на которые я не смог дать ответа. Я отмахивался от них, как от назойливых мух, но они продолжали атаковать меня. Я убеждал себя, что мне вовсе не обязательно знать все, но это не помогало. Вопросы заводили меня в тупик. Я бился головой о глухую стену. Я чувствовал себя так, словно умирал от жажды, нашел колодец с холодной чистой водой, свесился, но до воды не достал. Чуть-чуть не достал, всего сантиметр. Вытягивал руку, вытягивал пальцы, и все без толку. И продолжал умирать от жажды.
В интервью Инга почему-то ничего не сказала об убийстве антиквара Кучера. Я не сомневался, что это ее рук дело и хорошо представлял, как все произошло: она зашла во двор, сказала Кучеру, что хочет поговорить с ним об антикварном золоте, предложила ему уединиться в гараже, там брызнула ему под нос из баллончика с нервно-паралитическим газом, а когда Кучер упал на пол, подтащила его к выхлопной трубе и завела машину.
Но я не понимал, зачем она это сделала?
И второй вопрос: кто же все-таки этот Лембит Лехтине? Кто этот человек, который интересовался у Лебединской старинными монетами за день до того, как я впервые встретился с Ингой?
* * *
Совсем некстати вдруг объявилась Анна. Она приехала без всякого предупреждения и зашла ко мне в резервацию в тот момент, когда я меньше всего хотел, чтобы она меня видела. Трехдневный запой со всеми вытекающими отсюда последствиями!
Анна кинула сумку на входе, подошла ко мне, глянула на столик, заставленный бутылками, тарелками с шелухой от креветок, кусочками засохшей колбасы и хлеба, скептически осмотрела мое небритое лицо, села напротив и спокойно, будто ничего особенного не происходило, сказала:
– Привет!
Я кивнул, убрал ноги со стола, поставил
