В последующие годы я продолжал путешествовать, посетил Сехавию и Бьёрлунд, но постоянно возвращался в Виарен, скучая по своим новым друзьям. А потом Одигер, новый король Арденны, распустил Треугольник, все трое разбрелись кто куда. Руанер остался в Виарене, Вэллетрейн предпочел уединение, а Филлистайн уехала в маленькую деревушку. Амдары Триана продолжали меня искать. Столкнувшись с одним из них, на этот раз на дорогах Арденны, я решил, что настало время найти себе постоянное убежище. Но перед тем я решил попрощаться с друзьями-магами. Последней, к кому я пришел, была Филлистайн. В деревне подозрительно относились к любым чужакам, так что ночью я тайком пробрался к ее дому. Филлистайн была хорошим собеседником, и менять ее компанию на одинокие ночи в дороге, зная, что, скорее всего, я больше ее не увижу, мне очень не хотелось, и я задержался. Днем прятался в погребе – можешь представить себе, насколько мне было плохо сидеть целыми днями в полумраке, – а поздним вечером возвращался в ее дом. Незадолго до ухода из деревни я встретил твою мать. Она крепко дружила с Филлистайн и зашла без стука, вечером, когда я поднялся наверх. Скрыться я не успел. Я влюбился в нее, едва только увидел. Можно решить, что это была лишь мимолетная страсть – какой у меня мог быть интерес к деревенской девчонке? Однако Хельми оказалась совсем другой. Я помню ее по сей день, и до сих пор моя любовь к ней не утихла.
Ее чувства тоже можно понять. Она впервые видела амдара, вообще впервые встретила кого-то не из деревни, того, кто обошел весь мир, при том что ее собственный мир заключался в нескольких десятках домов. Юная и невинная Хельми… Не по возрасту умная, она впитывала все знания, до которых могла дотянуться. И к Филлистайн она забежала не за снадобьем, а поговорить в очередной раз о дальних странах. Она просто не могла мной не заинтересоваться. Каждый вечер она приходила послушать мои рассказы, и я видел ее восхищение, видел восторг в ее глазах. Я не хотел этим пользоваться, но и сам не мог сдержаться. Впрочем, вряд ли тебе хочется об этом слушать. Никогда мне еще не было так больно уходить, даже навсегда покинуть Риадвин оказалось проще. Подлостью было бы уйти тайно, и я попрощался с Хельми. Она знала, что так будет, и сдерживалась изо всех сил, но все равно плакала, и ее слезы рвали меня на части. Я что угодно готов был сделать, лишь бы успокоить ее, но не мог же я навеки поселиться в погребе Филлит.
Я долго думал, куда мне отправиться, где я мог бы чувствовать себя в безопасности; я ведь бывал почти во всех уголках мира, нужно было лишь выбрать. Тут и вспомнил про нашу изначальную родину. Все знали, что она погибла безвозвратно, я и не надеялся попасть туда, лишь мимоходом решил спросить у друзей-морианов, бывали ли они там, на что сейчас похожа Эммера, сохранилось ли хоть что-то. «Она совсем другая, – отвечали мне. – Теперь она – часть нашего мира. Но если хочешь, ты можешь там жить». Оказывается, морианы пришли туда довольно скоро после гибели Эммеры, принесли саженец тивеллина, стали обустраиваться, восстановили дворец амдарского правителя. С тех пор я и живу здесь. Жду, пока всем станет очевидно, что этот мир пора покинуть.
Он замолчал, повисла тишина. Странная девушка в соседнем кресле открыла глаза и неуклюже поднялась. Ее взгляд скользил мимо них, устремлялся в никуда, как у слепой, но шла она ровно, не нащупывая путь. Подойдя к двери, она скрюченными пальцами неловко взялась за ручку, с трудом потянула на себя, издав стон боли, потом все же открыла и вышла.
– Кто это? – Ломенар даже привстал, провожая ее глазами.
– Никто не знает, – пожал плечами Амартэль. – Когда Эммеру сделали пригодной для жилья, она объявилась здесь. Взялась словно из ниоткуда, будто всегда здесь была. Я было решил, что без Пустоты с ее порталами не обошлось, но сколько за ней ни следил, ничего подобного не замечал. Ведет себя здесь как хозяйка, ходит где хочет, других словно и не замечает и не разговаривает. Хотели прогнать, но пожалели. Пусть живет, вреда от нее нет. Да и куда отсюда гнать-то? Кругом вода. Морианы называют ее Тирина, что на их языке, собственно, и значит: ниоткуда.
– Но ведь так не может быть! Она – человек, вряд ли у нее есть еще один антан. Она не могла жить тут прежде, когда остров был покрыт водой, и она не могла пройти за барьер после. Может, она и не с Трианом, раз до сих пор не привела его сюда, но, ты прав, она наверняка связана с Пустотой, это единственное объяснение! – горячился Ломенар.
– Я не нашел тому доказательств. И не увидел от нее за все время никакого зла. Не могу же я утопить ее лишь из-за подозрения. Да просто погляди на нее, она безобидна.
Ломенар и сам чувствовал к девушке необъяснимую симпатию, вопросы задавал скорее для того, чтобы выяснить о ней побольше, чем пытаясь всерьез ее обвинить.
– Ну, хорошо, – согласился он. – А что с ее руками? Раз уж она живет здесь, почему ты не вылечишь ее?
– Я пытался, но лечить нечего, – пожал плечами Амартэль. – Впервые вижу кого-то настолько здорового. Ее тело идеально, нет ни малейшего изъяна, потоки энергии перемещаются правильно. Если она и больна, то не телесно, а с тем, что у нее в голове творится, я ничего не могу сделать, тут амдары бессильны.
– Да, все это странно. – Ломенар помолчал и нехотя перевел тему, поняв, что про девушку большего не узнает: – Ты хотел рассказать, почему вновь не ушел в другие миры, особенно скрываясь от Триана.
– Расскажу в другой раз. Сейчас мне хочется послушать тебя. Как там Хельми, Филлистайн и остальные? Ты ведь единственный, кто про это знает. – Амартэль подался вперед, вцепившись в подлокотники кресла.
Ломенар вздохнул.
– Тебе не понравится то, что я скажу. Мама умерла больше десяти лет назад – тяжелая болезнь, даже Филлит оказалась бессильна. Рунар погиб от рук Измиера, его ты вряд ли знаешь, я тогда был лишь студентом Академии и не смог помешать. Этайн тоже мертв, но об этом долго рассказывать. Филлит я видел не так давно, она и помогла мне найти тебя. В последнее время ей приходится нелегко, но в целом она в порядке. Есть и хорошие новости: Триан больше не у власти. Сбежал, а скорее всего, даже мертв. Что еще лучше, все теперь знают про его связь с Пустотой, на его слова больше никто не купится. Ты можешь вернуться. Если скажешь, что бывший советник оклеветал тебя, вполне возможно, тебе поверят. В конце концов, ты умеешь убеждать.
– Я рад, что Триан больше не льет свою ложь в уши моему народу, но мне самому уже неважно, где жить. К Хельми я бы вернулся, но, выходит, опоздал. Это самая плохая новость, что ты мог принести. – Глаза Амартэля затуманились. – Я редко сожалею о содеянном. Мы совершаем ошибки для того, чтобы учиться на них, а не тратить время на пустые терзания. Случившееся на Оссианде мне довольно быстро удалось загнать в глубину сознания, помнить ровно настолько, чтобы постараться не повторить впредь, но не мучить себя, перебирая в мыслях подробности каждую ночь. С воспоминаниями о твоей матери так не выходит. А теперь появилось еще больше поводов жалеть, что я не мог остаться. Что до возвращения в Риадвин… зачем это мне? Кем я там буду? Правителем клана, которого больше здесь нет? Просто одним из амдаров где-то на окраине? Мне ведь даже в Алмазный Совет не попасть. Здесь же я, по сути, второе лицо после правителя. Я пришел сюда гостем, но с годами моя репутация и желание проявить себя позволили мне добиться большего. Так для чего же мне покидать Эммеру? Конечно, в Риадвин осталось несколько моих друзей, но среди морианов они тоже есть. Куда важнее другое. Ты сказал, что Алая Сфера утрачена. Если она не у Триана, то у кого?
