она ехала, в ее седельных сумках позвякивали склянки со светящейся жидкостью, которую она ежевечерне старательно перегоняла на кострах. В Херефордшире труппа наткнулась на остатки резни; человеческие скелеты лежали там, где попа́дали убитые бедолаги, но их быстро обгладывали вороны. Большинство актеров отводили глаза, но Алюэтта бросилась к ним и принялась соскребать мох, выросший на черепах. Она потратила целую крону – огромную сумму, – чтобы отправить с конным гонцом этот черепной мох доктору Ди, но три дня спустя появился всадник, вручивший ей две гинеи и запечатанное письмо.
Шэй нашла подругу на постельной скатке в окружении каких-то склянок и коробок. Услышав, о чем пришла спросить Шэй, она задумчиво нахмурилась.
– Кокейн? Это детская сказка. Погоди. – Она достала из сундука книжку и прочитала: «В городе Кокейн жареные свиньи сами вырезают для вас лучшие филейные кусочки со спины, а жареные кролики радостно запрыгивают вам в рот. Реки там полны вина, всегда светит солнце, а театральные кулисы… – она захлопнула книжку, – всегда открыты».
– Тогда надевай свое лучшее платье, – рассмеявшись, сказала Шэй, – мы поглядим на него сегодня вечером.
Его можно было увидеть издалека. Высокие золотые стены мерцали в вечернем воздухе, и по мере приближения труппы мерцание обрело очертание сказочного огненного замка. Он поднимался на вершине холма, окруженный ореолом пылающих факелов, которые подчеркивали мрак окружающих полей. Непрестанный трехтактный – раз-два-три, раз-два-три – барабанный бой притягивал поток местных жителей вверх по освещенной факелами дорожке. Труппа смешалась с толпой, охваченной праздничным настроением. Шествие протянулось по склону на сотни ярдов, своего рода пощечина по самолюбию Призрачного театра с поредевшими зрителями.
Пристроившись в хвост очереди, где-то на полпути к вершине холма, куда едва дотягивалось сияние Кокейна, Бесподобный искоса глянул на бредущих поселян.
– К черту, как же мне все надоело! Ну двигайтесь поживей. – Он взирал на людей, скроив на лице свою самую презрительную мину.
На входе лихорадочно работали два раздетых до пояса и блестевших от пота барабанщика, они получали по пенни с каждого новоприбывшего. Бесподобный, пройдя мимо них, направился к маячившей в полумраке фигуре. Высокий мужчина, наверное, шести футов ростом, в грязных чулках и рубахе, каких постыдился бы и фермер, поблескивал, однако, серебряными серьгами в ушах, а шею охватывали массивные серебряные бусы.
– Мы из лондонского Призрачного театра, – заявил Бесподобный, – в гастрольном туре. И нам подумалось, что стоит взглянуть на ваше представление.
Мужчина развернул к свету свое кресло, но ничего не сказал.
– Я лорд Бесподобный, – он протянул руку, и мужчина обхватил ее большой ладонью. С чернотой под ногтями и грязными бороздками в складках кожи.
Медлительный говор речника:
– Джаггер. По сути – Разносчик.
– У вас здесь порядочно декораций. Вы устанавливаете их каждый вечер?
– В порядке очереди, – мужчина вздохнул.
– Я догадался. И только надеялся, что как собратья по артистическому цеху…
– Собратья-артисты… Из Лондона… – Он обдумал это, а потом окликнул парней на воротах. – Так вас пятеро? Возьмите с них двойную плату, – он оглянулся на Бесподобного: – К тому же вам придется отстоять очередь.
Бесподобный протянул руку к клинку, и Шэй уже хотела оттащить его подальше, но тут вмешался Трасселл.
– С нами также Воробушек.
Джаггер наклонил голову и снял факел со стены. Шэй отступила от жара факельного огня, пока он разглядывал ее.
– Значит, слухи верны. Люди спрашивали о тебе, предлагали деньги. Говорят, королева хотела бы вернуть тебя в твое лондонское гнездышко, – он поднес факел поближе. – А ты, девочка, правда, вещая птичка? Или, может, просто дуришь деревенских олухов?
Она сняла шапку и раздвинула волосы, показав следы своей татуировки, и Джаггер рассмеялся.
– Тогда ладно. Вы четверо можете пройти бесплатно, прямо сейчас. А его Светлость все-таки заплатит вдвое больше, – отвесив шутовской поклон Бесподобному, он отступил обратно в полумрак.
Войдя в ворота, они попали в золотой лабиринт. Распевая песни и восторженно вопя, народ шустро месил грязь под ногами. Труппа бродила, смешавшись оживленной гудящей толпой. В пабе стояло восемь огромных одинаковых бочек, размером с крытую повозку, желающих выпить было полно, поэтому краны не закрывались, но трактирщики постоянно подставляли кружки под пенные струи. Служанки сновали взад-вперед с дымящимся мясом на подносах, и клиенты брали то, что хотели.
– Всего лишь зазывная декорация. И не слишком изысканная, – заметил Бесподобный, и он оказался прав – вблизи все сооружения выглядели аляповато и безвкусно. Сколоченные из тонких досок стены покрывала грубая блестящая бумага, во все стороны отражавшая огни факелов. Но он ахнул вместе с остальными, когда они впервые увидели этот сияющий город и необузданные, многочисленные толпы, какие обычно собирались на любой лондонской ярмарке. В каждой золотой стене тянулись ряды открытых окон, и люди стояли в очереди, чтобы увидеть то, что таилось в их глубине. Шэй нашла свободное местечко и просунула голову к окну. Тусклые фонари осветили фигуру, лежащую в круге веревок. Белое существо с телом лошади, но торсом и головой человека, потянулось, зевнуло и заговорило в своем сумрачном загоне. Она потянула за руку Бесподобного и заставила его тоже поглядеть. Он рассмеялся.
– Видишь, как двигается его верхняя половина, а нижняя остается недвижимой? Не скажу, что хотел бы проводить вечера, забравшись по пояс в дохлую лошадь, но, полагаю, так тоже можно зарабатывать на жизнь.
Назад в шумную толпу. Палатки с прорицателями и боксерами, на каждом углу тьму освещали глотатели огня и живые статуи. Над центральной площадью натянули канат, и там без конца кувыркались два акробата, перепрыгивая друг через друга. Они выступали достаточно близко, и Шэй видела точнейшую согласованность их движений и даже падающие с них капли пота.
Все удовольствия даром. Дети выгрызали самое белое мясо с куриных ножек, а остальное бросали в грязь, в то время как взрослые неустанно подливали бренди в эль и залпом проглатывали горячительную смесь. Не удавалось пройти и десятка шагов без того, чтобы вам в руки не сунули какую-то листовку. Некоторые зазывали на развлечения – «СПЕШИТЕ ВИДЕТЬ ПОДВОДНОГО РУСАЛА» или «ВАС ЖДЕТ НЕИССЯКАЕМЫЙ ВИННЫЙ ИСТОЧНИК», – но в других содержались политические призывы. Шэй и Трасселл бегали как беспечные дети, набивая животы свиными окорочками, или играли, набрасывая метательные кольца на колышки, только Алюэтта спокойно сидела и почитывала.
– Они из местных коммонеров[29], – сообщила она присевшей отдохнуть Шэй, – помнишь, мы видели горящие изгороди и ограды? Это их работа. Они уничтожают огороженные участки, возвращая земли общинам.
– Значит, они хорошие люди, верно? – набив рот мясом, не слишком четко произнес Трасселл. – Они ведь поддерживают крестьянство! – его щеки блестели от жира.
– Хорошие люди? Может, и
