бит был, и голодал, а нрав добрый остался. Мечтал Костя вырасти быстрее и податься в матросы на торговый флот.
– Давай держаться вместе, – сказал однажды Костя, доедая бутерброд с колбасой. Бутерброды вынесла пацанам буфетчица кафе. Они подпортились, но для ребят, привыкших и не к такой пище, оставались вполне съедобными. Случалось, что ребята и травились раздобытой едой, мучились, корчась от боли, но, перетерпев, вставали на ноги. – Вдвоём жить легче. Братва безнадзорная на вокзалах злая, последнее отберут. Вдвоём как-нибудь отобьёмся…
Они заходили в «Макдональдс» и собирали со столов недоеденную картошку-фри, недопитую кока-колу. Официанты отворачивались от пацанов. Набрав полные пакеты, уходили. Облюбовав тихое место, располагались удобно, и мир прояснялся, можно было думать о дальнейшем.
Ночевали мальчишки на том же Казанском вокзале. Забьются в тихий угол, чтоб не пугать пассажиров, а то и на полу уснут, подстелив по паре газет. Полиция при обходе гоняла беспризорников, но по безвыходности. Сержант Отрохов знал ребят, не видел от них зла, а потому накричит для порядка, велит убираться из зала ожидания.
– Дядь Серёжа, некуда нам податься. Знаешь ведь… Было бы где жить, разве околачивались тут…
– Не разыскал отца, Юрка?
– Нет… Он и не знает, где я.
– Подай заявление в полицию. В розыск объявят.
– Ходил в полицию. Только знаю об отце мало: фамилию, как зовут. И ничего больше…
– Жизнь, едри её в душу! И вешалку, на которую Бог шапку вешает… Ладно, дрыхните… Да вам и укрыться нечем. Сейчас плед принесу. Забыл кто-то, в дежурке валяется…
Полями и лесами в город тихо вступила осень. В парках и на бульварах пожелтели деревья, волглая тишина по утрам окутывала скверы и площади, гул машин поутих, придавленный сырым воздухом. На рынках появилось обилие фруктов. Яблоками торговали на привокзальных толкучках и возле станций метро. Дачники привозили дары своих садов, не торгуясь, сбывали покупателям, добавляя от чистого сердца к весу по нескольку антоновок или осенней полосатки.
– Слушай, Юрка! – предложил Костя, когда они голодные толкались возле торговок. – Айда за город! Садоводства стоят опустевшие, разъехались дачники.
Может, кто не успел оборвать антоновку. Мы и поживимся. Знаешь, какие антоновки сейчас сочные! Откусишь, сок так и брызжет.
Идея понравилась, и мальчишки поспешили на электричку в сторону Тулы. На тихом и безлюдном полустанке Юра и Костя сошли с поезда. Из вагонов показалось ещё несколько человек с рюкзаками да сумками, но они быстро рассеялись по сторонам. Бетонная платформа опустела и застыла в ожидании следующей электрички.
Перебравшись через железнодорожную насыпь, мальчишки зашагали просёлочной дорогой к садоводству, домики которого виднелись среди пожелтевших кустов, берёз и елей на окраине.
На одном из участков с бревенчатым домом под шифером и сарайкой для разного инвентаря мальчишки увидели на краю сада старую антоновку с крупными восковыми яблоками. Хозяева не успели собрать урожай, а может, решили подождать с уборкой, благо дни стоят тёплые. Яблок уродило много, ветки гнутся от тяжести. Кое-где хозяевам пришлось поставить подпорки.
Сорвать десяток или два, – не большой убыток для хозяев, а голодным мальчишкам, считай, на день еды. Появилась бы возможность оглянуться, разжиться, чем сытнее.
– Полезу я, – сказал Костя. – Ты покарауль. Вдруг кто из прохожих появится. Свистнешь…
Костя пролез под натянутой сеткой-рабицей, начал быстро обрывать спелые антоновские яблоки, бросая их в полиэтиленовый пакет. В спешке не заметил парнишка того, что кустами смородины крадётся к нему мужик с увесистой жердиной.
В страхе и отчаянии Юра закричал, чтобы спасти друга, но было поздно. Мужик выскочил из укрытия и с размаху хрястнул жердью по голове растерявшегося пацана. Костя Понягин, вскрикнув, тихо повалился на сырую садовую землю, залился кровью…
Бросившись наутёк, Юра бежал по дороге к станции, размазывая по лицу слёзы. Они застили свет. Один раз Юра свалился в заброшенную канаву, вскочил, и побежал дальше. Он жалел друга, который мечтал стать моряком, но которого потерял навсегда. Лучше его, может, и не встретит в жизни.
Плакал парнишка, не понимая, почему люди такие злые, если из-за яблока, такой ничтожной малости, готовы забить насмерть обездоленного, голодного и бездомного ребёнка, который так и не успел повидать хорошего. Всеми отвергнутый, не успел открыть даже букварь… Не мог взять в толк, почему взрослые жалеют собак, встают на их защиту и равнодушно проходят мимо беспризорников, вместо того, чтобы проникнуться к ним страданием и болью, поспешить на помощь, пригреть…
Слушая печальный рассказ мальчика, Говард не перебивал, хотя сердце надрывалось от боли. Какая же, русские, снулая нация, думал Говард. В церковь ходят, праведники, но за вратами церковными забывают о ближнем своём, отгораживаются от него. И дела нет, что тысячи бездомных детей скитаются по вокзалам да подвалам огромной и такой богатой страны. Не тысячи их, а сотни тысяч, тихо живут, бесследно исчезают. Кто и вырастет в неволе, состарится в нужде и горе, тихо сойдёт в могилу.
А Бог… Смотрит бесстрастно да наслаждается тупой верой и невежеством прихожан, которые не ужаснутся от слёз невинных. Появились дети на свет чужие, чужими и помрут на благословенной своей земле. Боженька глазами олигархов смотрит с небес на произвол и смеётся, советуясь с панами, как править миром…
Русские – великая нация. Так и станьте великой, объединились бы и вымели поганой метлой всю нечисть до седьмого колена. Обустроились бы и сделали страну озабоченной жизнью простого человека, его детей, чтоб не скитались потеряшки. Принявшие ребёнка на попечение родители, получали бы жалованье на воспитона до его совершеннолетия. А пока… позор один. Вылезло основательно отвратительное, а народ, – что воробьи, разлетелись и чирикают. Права Зинаида: загадочная русская душа извела себя, опустилась до положения риз.
– На Казанском вокзале, где я обитал, меня сильно побили воришки из шайки Андрюхи Бабина, – рассказывал Юра дальше. – Чифирь – такую кличку имел Андрюха. Он любил крепкий чай. Стащит где-то пачку, заварит вечером, нальёт себе в железную кружку и кайфует до одурения. Воришки избили меня за то, что бродяжничал на их территории. До крови избитого притащили на суд Чифирю.
К счастью, Андрей Бабин оказался человеком добрым, поступил по совести. Он взял меня под своё покровительство. Чифирь гордился отцом, рассказал однажды, будучи в добром расположении, какой отец был отчаянный, как любил флотскую братву. По словам Андрюхи, отец служил на атомной подводной лодке командиром БЧ, то есть боевой части. В океане на глубине случилась авария. Вышел из подчинения атомный реактор, и начал перегреваться. Отец и еще несколько человек из команды, взялись починить систему охлаждения, подать на реактор забортную океанскую воду.
