тобой.
Нико приподнимает подбородок, устремляя на нее вызывающий взгляд.
— И все же ты выстрелила в меня.
Джоанна непринужденно пожимает плечами, как будто не сожалеет, что чуть не убила его.
— Это была проверка.
— Проверка, — монотонно повторяет он.
— Именно так. Чтобы увидеть, насколько далеко моя дочь затянула тебя в свою паутину. Я видела твое лицо в тот день. Ты не ожидал, что она спасет тебе жизнь. И именно в этот момент начал влюбляться в нее. — Она изгибает бровь со знающим взглядом. — Я знаю, как выглядит мужчина, попавший под чары сильной женщины. — Ледяная злоба окрашивает ее смех. — Жаль, что ты не понял, что она играет с тобой.
Выражение его лица превращается в самодовольную ухмылку, но глаза леденеют, когда он разражается резким смехом.
— Сука, ты все не так поняла. В этом мире нет ни одной достаточно привлекательной киски, чтобы отвлечь меня. — Глаза Джоанны сужаются в раздражении от его ответа. — Я зашел так далеко не потому, что позволяю своему члену принимать решения. Она всего лишь маленькая похотливая шлюшка, которую я использовал некоторое время.
Его слова глубоко рассекают мою плоть, обнажая меня.
— Итак, скажи мне… Ты пришла сюда, чтобы поговорить о делах? Потому что, как видишь, — он машет рукой, указывая на рабочих, суетящихся у столов упаковки наркотиков, — мне есть чем заняться.
Джоанна устремляет на него пронзительный взгляд.
— Ты должен знать, что не стоит недооценивать женщин Сантилья. — Я вздрагиваю от того, что она называет меня Сантилья. Как будто я на нее похожа. — Ходят разговоры о том, что агент под прикрытием сливает информацию.
Он встречает ее взгляд сохраняя молчание, в то время как его глаза впиваются в нее с интенсивностью арктического шторма.
— И что?
Мое внимание приковано и к ней, и к Нико, когда она делает шаг к нему. Боковым зрением я замечаю, что ее телохранитель молча приказывает мудаку рядом с ним отойти на несколько шагов, его кобура смещается вместе с его движением.
Обращаясь к Нико, Джоанна делает жест, наклоняя голову в сторону телохранителя.
— Можешь поблагодарить Хосе за то, что он узнал это для нас. — Ее тон странный, что говорит о том, что я не понимаю, о чем идет речь.
— Для нас? — выражение лица Нико остается жестким, нечитаемым. — Сука, нет никаких «нас».
Она неодобрительно цокает.
— Видишь ли, я тут подумала. Объединить два картеля в один было бы мудрым решением, ты так не думаешь? Одна общая власть. — Когда он ничего не отвечает и не изменяет выражения лица, ее черты становятся расчетливыми, а тон загадочным. — Возможно, ты изменишь свое мнение, когда я покажу тебе, насколько серьезно настроена устранить все угрозы этой власти, такие как наш друг.
Прежде чем ее слова успевают полностью прозвучать, Хосе стреляет, и мозговое вещество другого человека — агента Харпера — вылетает с противоположной стороны его головы, а его тело падает на пол.
Черт возьми. Я достаю свое оружие, хотя меня превосходят и по численности, и по вооружению. Где они, черт возьми? Появившись сейчас, я рискую быть застреленной на месте, но у меня нет выбора.
Рабочие бегут к ближайшему выходу, прекрасно понимая, что ничего хорошего их не ждет. Голиаф с оружием в руках выглядит апоплексически, его суровое выражение лица вызывает у меня мурашки по коже. От человека, который держал меня в коридоре после нападения Лоренцо, не осталось и следа. Теперь я понимаю, почему он — правая рука Нико. Когда нависает угроза, он превращается в воина, его кровожадные глаза сверкают.
— Что это было? — требует Нико, его голос леденеет, черты лица каменеют. Он держит пистолет наготове, снятый с предохранителя, его палец на спусковом крючке.
Гнев вперемешку с возмущением пульсирует во мне, быстро сменяясь защитой. Если они расправились с Харпером, то ничто не помешает им застрелить Голиафа или Нико. Пусть эти двое и преступники, но каждый из них защитил меня от зла. Они заслуживают того же.
Я смотрю на то, что осталось от моего бывшего коллеги. Чертов агент Харпер. Он утверждал, что я дилетант, но он был опытным, и посмотрите, как далеко это его завело.
Где. Они. Черт возьми?
— Mi hija. — Голос Сантилья мелодичен, но в то же время в нем слышны нотки издевки. — Теперь ты можешь выйти.
Я выхожу из тени, походка непринужденная и неторопливая, в руке пистолет. Как только глаза Нико встречаются с моими, меня захлестывает приступ вины. Оно растет в геометрической прогрессии, когда в его выражении лица нет ни удивления, ни шока.
То, что он ожидал этого — ожидал предательства с моей стороны, больно колет мне сердце. Как бы я не осознавала предстоящие последствия, это не значит, что я эмоционально непробиваема. Я позволила ему проникнуть под мои защитные слои. Показала ему себя настоящую, даже когда знала, что это опасно и может привести к гибели.
Кислород покидает мои легкие, вызывая жжение, которому я рада, надеясь, что оно пересилит изнуряющую боль в сердце. Это мешает мне говорить, и все, что мне удается, это произнести его имя. Показать ему глазами, что я сожалею и пытаюсь поступить правильно. Несмотря ни на что, то, что я чувствую к нему, настоящее.
Он стоит молча, стиснув челюсти, глазами следя за моим приближением.
— Ах, дорогая. Вот ты где. — На ласковое приветствие Джоанны Нико переводит взгляд на нее. Она снова небрежно приглаживает свои длинные волосы и поднимает подбородок, одаривая Нико надменным взглядом. — Что это было, спрашиваешь? Вот как это делается. Как мы избавляемся от грязного агента. — Переведя взгляд на безжизненное тело Харпера, она добавляет. — Он работал на ФБР.
От страха мой желудок сворачивается в узел, а сердце замирает. О, черт. Если она знала, что Харпер работал в ФБР, то…
Сине-зеленые глаза встречаются с моими, и это кажется поэтичным в самом горьком смысле этого слова. Я смотрю в лицо, которое не должно быть чужим. Это должно быть знакомое лицо. Лицо человека, вырастившего тебя. Лицо, на котором должна быть привязанность, а не маска ненависти и ярости.
От меня не ускользает, что Хосе по-прежнему держит пистолет наготове.
— Оливия. — У ее покровительственного тона жуткий, зловещий оттенок, от которого мурашки бегут по каждому сантиметру моей кожи. — Ты действительно думала, что твой коллега не сдаст тебя?
— Какого хрена? — горячо вскрикивает Голиаф.
Тяжесть взглядов Нико и Голиафа обрушивается на мои плечи, словно двухтонные глыбы. Но я не смею оторвать глаз от женщины, которая хладнокровно заказывает убийства и даже не вздрагивает при виде того,
