остались на месте, и Митяй замахал на них рукой, показывая, что надо сматываться. Двое метнулись в сторону дырки в заборе, а увалень Борька, который и сюда-то пролез с трудом, вдруг побежал к воротам.
«Заметят!» – с ужасом понял Митяй и для отвлечения внимания высунулся в окно и засвистел пронзительно, с переливами. Приехавшие и сторож обернулись, Борька бочком проскочил у них за спинами, но в Митяя уперся взгляд инженера Скамова. Деваться было некуда, Митька слез с окна и подошел поздороваться – он-то находился на стройке на законных основаниях, и если других не заметили, то ничего страшного и не случилось.
– Привет, чего свистел?
– Я, голубей гонял.
– Точно голубей? – Михал Дмитрич взял Митяя за плечо и внимательно посмотрел в глаза.
– Ну… да… – Митька покраснел до ушей, и потому господин инженер только усмехнулся.
– Не пойман – не вор, конечно, но запомни, будешь сюда посторонних водить, мы с тобой сильно поссоримся. А сейчас пошли смотреть, где мы жить будем.
– Мы? – распахнул глаза Митька.
– Мы. Здесь будет моя квартира, и тебя с собой забираю, места много, а в училище тебе в соседний подъезд.
Михал Дмитрич с остальными двинулся по этажам, а Митяй шел следом и в голове у него бухало: «Мы будем здесь жить. Мы».
Осень 1901 года
– И как при таких масштабах у вас обстоит финансирование газеты? – Йоахим Геринг, он же Ленин, он же Ульянов, он же Тулин, он же Старик впервые заговорил со мной о «Правде» после ее выхода в свет.
– Вполне достаточное, у меня помимо автосцепки больше сотни зарегистрированных изобретений.
Я твердо решил легендировать деньги как патентные выплаты и наглухо молчать про алмазы, и наказал то же самое всем «бурам», даже в разговорах со своими.
– Завидно, завидно… А М. Большев – это, надо полагать, вы сами?
– Не совсем.
Свое авторство я тоже решил до поры до времени не светить.
– Идеи мои там есть, но я не настолько ловко владею пером.
– А знаете, как теперь называют сторонников этой платформы? Большевики! – сообщил мне несостоявшийся глава одноименной партии.
Отлично, значит расчет при выборе псевдонима сработал, уж больно удачные маркетинговые ходы в моей реальности сделали эти самые большевики – с таким именем они прекрасно отсиделись в меньшинстве, а фактическое большинство вынуждено было влачить название «меньшевиков». Чистая оруэлловщина, «Война – это мир, свобода – это рабство, незнание – сила». А название газеты «Правда»? А псевдоним «Сталин»? Нет, такое упускать нельзя.
Ленин помолчал, разглядывая горы, куда мы выбрались для разговора, и вдруг без перехода задал вопрос:
– Как вы отнесетесь к предложению слить редакции?
Чего-то в этом духе я и ожидал, «Искра» с самого начала испытывала проблемы и с деньгами, и с логистикой, плюс очень сильно проигрывала со своим «узким направлением» нашему широкому охвату и авторов, и, что более важно, читателей. «Практики» за несколько месяцев издания наладили сбор сообщений с мест, что давало корреспондентам ни с чем не сравнимое чувство сопричастности. Сеть «рабкоров» и «селькоров» расширялась, многие из них становились и агентами-распространителями, быстро заменяя выбывших или арестованных полицией.
– Старик, вы же понимаете, что это невозможно. Плеханов и с вами-то еле-еле уживается, а уж в какие дрязги он затянет «Правду», я даже представить не берусь. Одни только его отношения с Яном Тышкой или Розой Люксембург из СДКПиЛ чего стоят, а они тоже у нас печатаются. Вас с Потресовым редакция примет, а вот всех искровцев скопом – точно нет, при всем нашем уважении.
– Что, и Засулич не примете?
– Вы же знаете, что Вера Ивановна в политических делах всегда солидарна с Плехановым.
Ленин посопел, двигаясь по тропе в гору, и сменил тему.
– Вы знаете, хорошо в этой вашей статье «Что делать?» сказанулось про диалектическое единство тред-юнионизма и революционности, есть там настоящая марксистская философия.
Смотри-ка ты, что голодный паек делает, раньше в искровских статьях обфыркивал нас, а теперь в собратья по Марксу записал, еще месяц-другой и дозреет до участия в «Правде». Не зря я, выходит, бился в эту стену.
Тем временем мы добрались до небольшой вершины – перед нами раскинулась беспредельная панорама Альп с неописуемой игрой красок, нестерпимым сиянием снега, ослепительно синим небом и зеленью в долинах.
– Нет, нельзя верить, чтобы такая красота не принадлежала всему человечеству! – повернулся ко мне Ильич.
– Безусловно. Цепи мы уже потеряли, осталось приобрести весь мир.
Ленин залился хохотом – он действительно умел заразительно смеяться, вот прямо всем телом.
– Да, весь мир даст нам пролетарская революция!
– Ну, насчет всего мира я бы все-таки не обольщался.
– Почему же?
– Капитализм развивается крайне неравномерно, – я оперся на альпеншток и прищурился на сверкающие снежные шапки, – сравните Англию и, скажем, Китай. Или Японию и Америку с Францией, да ту же Германию с Россией, неужели не видно, что по разности условий мировая революция невозможна?
– Значит, мы начнем с России, с самого слабого звена в цепи! – Трудный подъем сменился спуском, идти стало легче, и веселое настроение не покидало Старика, отчего все моря были ему по колено.
– Отлично, пролетариев в России от силы пятнадцать процентов. Предположим, что все они свято вам верят и идут за вами. А что делать с остальными?
– Так на то и диктатура пролетариата, батенька!
– Тогда получается, что для трех четвертей народа одна диктатура – царя и помещиков – сменится другой, такой же чуждой.
– А мы их заставим пойти за нами, – сверкнул глазами самый человечный человек, продолжая спускаться вниз по тропе над обрывом.
Да, правильно говорят, что во власть идейным нельзя – такие ради своих доктрин не задумаются развернуть какой угодно террор.
– А не облезете, сто миллионов заставлять? Косная, необразованная страна, да еще и две трети пролетариев только вчера из деревни.
– Ничего, если у нас будет крепкая партия, справимся!
Ну да, как там писали после победы революции, «загоним человечество в социализм железной рукой», что-то в этом роде.
– Ну, то есть вместо диктатуры пролетариата у вас будет диктатура партии.
Ленин пренебрежительно отмахнулся.
Ну что тут скажешь, просто офигительно. Долбишь, долбишь про широкий фронт – и все мимо, все диктатуру подавай, все об узкой партии профессиональных революционеров мечтаем.
– Маркс одним из средств при диктатуре пролетариата называл трудовые армии. – Ильич все-таки опустился до объяснений. – Да, будет тяжело и непросто, но наша великая цель – коммунизм – оправдывает любые жертвы. Пусть сильнее грянет буря!
И тут я прямо взбеленился. Надо же, сидит, книжечки почитывает, Горького цитирует, статейки кропает, письма
