считать доказанной с вероятностью, граничащей с безусловной”. В челюстях обоих скелетов были найдены осколки стеклянных ампул.
Экспертиза сочла безусловно доказанным, что «найденные 7–8 декабря 1972 года на площадке “Улап” в Берлине два скелета принадлежат обвиняемому Мартину Борману и Людвигу Штумпфеггеру. Обвиняемый и д-р Людвиг Штумпфеггер умерли ранним утром 2 мая 1945 года – примерно между 1.30 и 2.30 утра – в Берлине».
Следственное и все разыскные дела, касавшиеся Мартина Бормана, были официально закрыты, а останки были переданы родственникам, однако без права кремации. 11 апреля 1973 года на пресс-конференции во Франкфурте генеральный прокурор земли Гессен доктор Хорст Гауф заявил: «Мартин Борман умер в ночь на 2 мая 1945 года между 1.30 и 2.30 на железнодорожном мосту Инвалиденштрассе в Берлине».
Однако и в дальнейшем не раз появлялись сообщения о том, что Бормана видели в Латинской Америке. «Охота на Бормана» приносила немалые доходы журналистам и издателям, и на неё был устойчивый спрос у широкой публики.
Чтобы полностью пресечь поток «борманианы», родные Бормана обратились во франкфуртскую прокуратуру с просьбой: провести генетический анализ останков Бормана. И в 1998 году экспертиза ДНК окончательно удостоверила, что найденные в Берлине останки действительно принадлежат Борману. Его сын, Мартин Борман-младший, согласился предоставить свою кровь для проведения ДНК-анализа останков. Также была взята для анализа кровь 83-летней Амалии Фольборн, родной тетки Мартина Бормана. Задание о его проведении получили два специалиста – во Франкфурте и Берне. На помощь им пришли ученые из Мюнхена, разработавшие новый метод извлечения ДНК из костей. В результате оба теста, бернский и франкфуртский, с практически стопроцентной вероятностью подтвердили, что останки скелета № 2, найденного в Берлине, принадлежат кровному родственнику внучки Амалии Фольборн и старшего сына Мартина Бормана. 16 августа 1999 года останки Бормана были кремированы, а прах развеян с военного корабля над нейтральными водами Балтийского моря.
Однако и после этого продолжали возникать совсем уж фантастические версии, согласно которым тело Бормана специально доставляли в Берлин из Латинской Америки как минимум дважды: первый раз в 1972 году, а второй – в 1998 году.
Генрих Люшков
Видный чекист Генрих Самойлович Люшков родился в 1900 году в Одессе в бедной еврейской семье. Он окончил 6-классное реальное училище, а потом посещал вечерние общеобразовательные курсы. Под влиянием старшего брата, связанного с большевистским подпольем, он в 1917 году участвовал в революции в рядах боевой дружины, стал членом Одесского совета. В 1919 году он стал коммунистом. В 1920 году Люшков стал начальником политотдела бригады, а затем – уполномоченным Особого отдела 57-й стрелковой дивизии. В ноябре 21-го Люшкова направили на работу в Одесскую ЧК. В 1925 году он работал в центральном аппарате ОГПУ Украины. В 1930 году Люшков побывал в Германии. Его доклад об авиационных заводах «Юнкерс» понравился Сталину. В 1931 году Люшков стал заместителем начальника Секретно-политического отдела ОГПУ. В декабре 1934 году он участвовал в расследовании убийства Кирова. В августе 1936 года Люшков стал начальником управления НКВД по Азово-Черноморскому краю и переехал в Ростов-на-Дону, где оставался до июля 1937 года, когда возглавил НКВД Дальнего Востока. На всех постах он активно осуществлял массовые репрессии. В январе 38-го нарком Ежов ставил другим в пример стахановца Люшкова, репрессировавшего аж 70 тысяч «контрреволюционеров» – больше, чем в любом другом территориальном управлении НКВД. Но, понимая, что легко может стать жертвой очередной «чистки», Генрих Самойлович предпочел бежать.
Генрих Люшков
Люшков перешел границу марионеточной империи Маньчжоу-Го ранним утром 13 июня 1938 года неподалёку от озера Хасан. У комиссара госбезопасности 3-го ранга было при себе лишь служебное удостоверение, два пистолета (систем «маузер» и «дерринджер»), часы «лонжин», чёрные очки, русские папиросы, 4153 иены в японской, корейской и маньчжурской валюте, явно позаимствованные из агентурного фонда, 160 рублей, орден Ленина и ещё две награды, фотография жены, телеграмма и несколько документов на русском языке.
Бежать чекиста заставило известие об аресте в апреле 38-го бывшего главы украинских чекистов Израиля Моисеевича Леплевского, много способствовавшего карьере Люшкова. Арест же в мае внезапно вызванного в Москву одного из его заместителей М.А. Кагана подсказал Генриху Самойловичу, что время его пребывания на свободе истекает. Побег Люшкова стал одним из поводов для смещения Н.И. Ежова с поста наркома внутренних дел.
13 июля 1938 года в Токио состоялась пресс-конференция перебежчика с участием иностранных журналистов. Был на этой пресс-конференции и советский разведчик Рихард Зорге, представлявший германскую «Франкфуртер цайтунг». Он так отозвался о мотивах побега: «Люшков перебежал не потому, что был недоволен действиями советского руководства или совершил что-то недозволенное, а потому, что опасался стать жертвой чисток, прокатившихся по ГПУ».
Люшков раскрыл японцам все советские тайны, какие знал, касавшиеся как оперативно-чекистской работы, так и группировки и вооружения советских войск на Дальнем Востоке и советской агентуры в Японии и Китае. Но в его ведении находилась лишь мелкая агентурная сошка в Маньчжоу-Го. Действительно серьёзная агентура замыкалась на Москву. Потому-то, в частности, Генрих Самойлович ничего не знал о группе Рихарда Зорге в Токио, не только вхожей в высшие японские сферы, но и располагавшей радиопередатчиком.
Японского языка Люшков почти не знал, поэтому передвигаться приходилось почти всегда в сопровождении переводчика. Выехать же из страны ему не разрешали. Люшкова засадили за писание справок о руководстве и структуре НКВД, внешней политике СССР, положении в высшем партийном руководстве. Офицеры русской секции разведки императорской армии иногда консультировались у Люшкова по поводу внутреннего положения СССР и организации и вооружения Красной армии. Генрих Самойлович мечтал уехать в Америку. Но в Токио отнюдь не горели желанием снабжать потенциального противника ценным источником информации.
За Люшкова началась борьба между штабом дислоцированной в Маньчжоу-Го Квантунской армии и властями в Токио. Последние одержали верх, и Люшков был направлен в Японию через Корею.
Люшков производил на японцев довольно благоприятное впечатление. Полковник Ябе Чута в беседе с американским историком Элвином Куксом вспоминал: «Он был очень умён и работал усердно, всё время что-то читал и писал. На случай войны Люшков приготовил антисталинские речи и тексты для листовок. Нередко он трудился сутки без сна. Переводчики уморились, вынужденные иной раз переводить за Люшковым до 40 рукописных страниц в день». Переводчик, который работал с люшковскими текстами, вспоминал: «Это был интеллектуал с широким взглядом на мир. Он много знал не только о политике, экономике и военном деле, но и о музыке и литературе. Однажды мне пришлось переводить написанное им критическое эссе о русской литературе».
Обстоятельства
