— Я видела вас, — тихо сказала она. — Я видела вас через окно. Как раз когда вы склонились над столом. А потом убежала. Потом папа сказал, что Эскиль умер.
— Я понял, — с трудом ответил я, — ты так вела себя, что я понял: ты меня обвиняешь. Каждый день, когда мы встречались на улице, у почтовых ящиков или у гаража, ты меня обвиняла.
Я заплакал. Наклонился и всхлипывал, уткнувшись лицом в собственные колени, Анни сидела рядом, очень тихо. Она ничего не говорила, но когда я, наконец, выплакался, я поднял глаза и увидел, что она тоже плачет. Я впервые за много месяцев почувствовал облегчение. Ветер был теплый и гладил меня по спине — была еще надежда.
— Что мне делать? — прошептал я потом. — Что мне делать, чтобы справиться с этим?
Она взглянула на меня своими серыми глазами почти изумленно.
— Рассказать все полиции, конечно же. Рассказать все как было. Иначе вы никогда не обретете мира!
Моему сердцу стало очень тесно в груди. Я положил руки в карманы, постарался удержать их там.
— Ты сказала кому-нибудь? — спросил я.
— Нет, — тихо сказала она. — Пока нет.
— Берегись, Анни! — закричал я в отчаянии. У меня вдруг возникло ощущение, что я поднимаюсь со дна вверх, из темноты к свету. Единственная парализующая мысль овладела мной. Что только Анни знает обо всем, и больше никто во всем мире. Как будто поменялся ветер, в ушах сильно зашумело. Все было кончено. На ее лице застыло то же удивленное выражение, что и на лице Эскиля. Потом я быстро пошел через лес. Я ни разу не оглянулся и не посмотрел на нее.
* * *
Йонас изучал занавески и лампу дневного света под потолком, все время складывая губы для того, чтобы произнести слово, которое никак не мог выдавить из себя. Сейер посмотрел на него.
— Мы обыскали ваш дом, и у нас достаточно улик. Вы обвиняетесь в неумышленном убийстве собственного сына, Эскиля Йонаса, и умышленном убийстве Анни Софи Холланд. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Вы ошибаетесь! — тихо пискнул Хеннинг Йонас. Многочисленные лопнувшие кровеносные сосуды придали его глазам красноватый отблеск.
— Другие, не я, будут оценивать вашу вину.
Йонас зашарил пальцами в кармане рубашки. Он так сильно дрожал, что стал похож на старика. Наконец рука вынырнула из кармана с плоской маленькой металлической коробочкой.
— У меня пересохло во рту. — Пробормотал он.
Сейер посмотрел на коробочку.
— Знаете, вам необязательно было ее убивать.
— О чем вы говорите? — тихо спросил Йонас.
Он перевернул коробочку и выудил маленькую белую пастилку.
— Вам необязательно было убивать Анни. Она умерла бы сама, если бы вы немного подождали.
— Вы меня разыгрываете?
— Нет, — весомо сказал Сейер. — Я бы никогда не стал так шутить. У нее был рак печени.
— Вы ошибаетесь. Не было никого здоровее Анни. Она стояла у воды, когда я поднялся и пошел, и последнее, что я слышал, были всплески — она бросала камни в воду. Я не сказал об этом в первый раз, но она осталась сидеть у озера. Это правда! Она не хотела ехать со мной назад, хотела пойти пешком. Вы понимаете, кто-то появился, пока она стояла у озера. Молодая девушка, одна, в лесу. Наверху, у Коллена, кишмя кишат туристы. Вам когда-нибудь приходило в голову, что вы совершаете ошибку?
— Иногда приходило. Но вы же понимаете, что все кончено? Мы нашли Хальвора.
Йонас скорчил внезапную гримасу, как будто кто-то проткнул его ухо иглой.
— Горько, не так ли?
* * *
Сейер сидел очень тихо, сложив руки на коленях. Он несколько раз провернул на пальце обручальное кольцо. В маленькой комнате было тихо и почти темно. Иногда он поднимал глаза и смотрел на разбитое лицо Хальвора, вымытое и приведенное в порядок, но все равно совершенно неузнаваемое. Рот был полуоткрыт, многие зубы выбиты, а старый шрам в углу рта уже неразличим. Лицо выглядело растрескавшимся, как спелый фрукт. Но лоб был цел, и волосы расчесаны, так что была видна гладкая кожа, свидетельство его красоты. Сейер склонил голову, осторожно положил руки на одеяло. Они попали в круг света от лампы, стоящей на столе. Он слышал только собственное дыхание и гудение далекого лифта. Внезапное движение под его руками заставило его вздрогнуть. Хальвор открыл один глаз и посмотрел на него. Второй был скрыт большим желеобразным сгустком, закрепленным на лице пластырем, размером примерно с медузу. Он хотел что-то сказать. Сейер приложил палец ко рту и покачал головой.
— Рад снова видеть твою улыбку, но тебе необходимо держать язык за зубами. Шов разойдется.
— Шпашибо, — неразборчиво пробормотал Хальвор.
Они долго смотрели друг на друга. Сейер пару раз кивнул. Хальвор моргал зеленым глазом.
— Дискета, — сказал Сейер, — которую мы нашли у Йонаса. Это точная копия дневника Анни?
— Мм.
— Ничего не уничтожено?
Он покачал головой.
— Ничто не изменено, не исправлено?
Много покачиваний.
— Так и будет, — медленно сказал Сейер.
— Шпашибо.
Глаз Хальвора наполнился слезами. Он зашмыгал носом.
— Не ной! — быстро сказал Сейер. — Шов разойдется. Сопли тоже не нужны, я найду бумажные салфетки.
Он поднялся и взял салфетки около раковины. Постарался утереть сопли и кровь, которые потекли у Хальвора из носа.
— Возможно, ты считаешь, что с Анни было иногда сложно. Но теперь ты наверняка понимаешь, что у нее были на то причины. Обычно у нас на все есть причины, у всех нас, — добавил он. — И бедняге Анни было слишком сложно нести все это одной. Я знаю, глупо говорить это, — продолжал он, — но ты все еще молод. Сейчас ты потерял очень многое. Сейчас ты чувствуешь, что ты никого не хочешь видеть с собой рядом, кроме Анни. Но время проходит, и все меняется. Когда-нибудь ты будешь думать по-другому.
Черт, что за претензии, подумал он вдруг.
Хальвор не ответил. Он смотрел на руки Сейера, лежащие на одеяле, на широкое обручальное кольцо из золота на правой руке. Взгляд был обвиняющим.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — тихо сказал Сейер. — Что мне легко говорить, с таким большим обручальным кольцом. Прекрасным, сверкающим, десятимиллиметровым. Но понимаешь, — сказал он и грустно улыбнулся, — на самом деле это два пятимиллиметровых, спаянных вместе.
Он снова провернул кольцо.
— Она мертва, — тихо сказал он. — Понимаешь?
Хальвор опустил глаз, и с его лица пролилось еще немного соплей и крови. Он открыл рот, и Сейер увидел остатки разрушенных зубов.
— Ижвините, — пробулькал он.