и где там имелась настоящая правда — Бог весть.
Никто не хотел рассказывать о каких-то неудачах, а сломанный нос, к примеру, оказывался по факту жуткого столкновения с целой толпой охуевшей в край гопоты. Ну, или наоборот, когда типа менты прессовали как нормального пацана, не сдавшего своих.
Да, за спиной у многих имелось многое. Старый так вообще удрал в армию, чтобы не сесть, без анекдотов на тему, а тупо чтобы не сесть по статье о грабеже. Старый пошёл в спецвзвод и не стал разведосом, оказавшись в РМО и заняв почётное уважаемое место хлебореза.
Шомпол пришёл в армейку из Чапаевска, а Чапаевск, все знали, в девяностые был ровно Чикаго в США времён сухого закона. Не в плане крутости и многочисленности мафиози а-ля Аль Капоне, не-не. Такие парни обретались вокруг завода ВАЗ в Тольятти, потрошили остатки авиационной и механической промышленности Самары и забирали огрызки в Сызрани. Чапаевск все знали за самое настоящее гнездилище производства ханки, опиата, разбегавшегося по области и округе с окрестностями. Шомпол радовался своей должности старшего стрелка-пулемётчика и присутствию в нашей бравой части.
Мы были разными, а служба делала всех ещё разнее, страннее и — иннее. Главное правило, нунжое отцам-командирам, соблюдалось неукоснительно:
— Чем б солдат не занимался, лишь бы только заебался!
Нас и заёбывали как могли, в основном не обучая всяким премудростям навроде ТП ВВ, тактической подготовки Внутренних Войск, разборке и работе со всеми видами вооружения батальонов и не только, или даже нормальной физухе. Времени на это не имелось, а желания уж точно не присутствовало.
Потому для нас имелся весь возможный блок хоззадач и, что куда важнее, лопаты, кирки и ломы за-ради расширения с углублением позиций. Не сказать, что идея глупая, пацаны третьего батальона, вставшие в Первомайку следующего выезда, явно порадовались результатам таких усилий, когда пришло время укрываться от осколков с пулями.
Дневальным, стоящим на грибках у палаток, остаться сам на сам с сами собой тоже не светило. Дневальный, станок ебальный, задрачивался по полной программе: порядок, вода в термос, снова порядок, дрова, дрова, порядок, на грибок, отбиться на три часа в ночь и если повезёт — ещё на пару часов и… И дежурство закончилось.
Одиночество имелось только на одиночных постах. Как и постоянное желание надавить на массу, накинуть по часику сна на глазок, покемарить и не попасться. Одиночество оно такое, одиночество опасно, одиночество, как известно, та ещё сука.
Как там дома? Мысли о доме были всегда и останутся навечно, даже если служить вам выпало в колониальных морпехах, а вместо бородатых инсургентов вашим вражьём стали Чужие.
А вот год назад в это время мы с пацанами, ну или не с пацанами, гуляли-бухали-курили-кувыркались в постели или даже смотрели новый-новый фильм «Крик» от режиссёра «Кошмаров на улице Вязов».
А вот сейчас бы вместо этого всего надеть нормальные джинсы, куртку, обуть зимние удобные ботинки на толстой подошве, пойти пройтись, послушать новый альбом… Да точно кто-то написал новый альбом, а не это всё и…
На Кавказе ночи красивые и когда стоишь на посту один, лучше всего стоять не там, где в глаза бьёт свет. В такие моменты стоять надо в темноте и видеть всю красоту рассыпавшейся алмазной россыпи звёзд до появления серебристого полного круга Луны.
Романтика, а не одиночество, слово чести.
Мейджик
Черт его знает, почему Мейджик. Имя, фамилия и отчество никак не намекали на английское прозвище. Совершенно. Смахивал ли он на Ирвина Джонсона, он же Волшебник, из Лейкерс 80-ых и времён Дрим-Тим Барселоны 1992-го? Ну… Он явился, и всё встало на свои места.
Средний рост, плотный, черные жесткие волосы, всегда сизая щетина, даже спустя два часа после бритья. Аккуратный комок, всегда навыпуск, с портупеей под ним, кепка, казавшаяся твердой, прогнутая посередке, с острыми ушами, полевая серая кокарда. И полевые погоны-бегунки со звездами старшего прапорщика. Кроссовки на выездах, кроме построений и караулов. Старшина первого батальона, за ногу его, человек, оставшийся в памяти каждого, служившего в первом БОНе.
— Товарищ прапорщик, это же есть невозможно.
— Пасть закрой, рядовой.
— А сигарет нет?
— Холодно ночью на постах.
— Рты закрыли, военные и валим отсюда!
Первый Дагестан показался не просто негостеприимным. Не было на Первомайке ничего хорошего. Совершенно и абсолютно.
— Ничо, пацаны… — один из контрабасов, живших в нашей палатке, читал «СПИД-Инфо». — Скоро мейджик приедет.
— Кто?
Тот вздохнул и закурил.
— Мейджик. Сами увидите.
А он взял и приехал. В блестящих берцах, отутюженном комке и своей смешной кепке. Мейджик.
С кухни с утреца раздалось несколько рыканий, что-то грохотало и звенело, РМОшник, отвечавший за жратву, выскочил курить с детской обидой в глазах и желанием расплакаться. Каша, хренова гречка, оказалась не жидкой замазкой для обоев, а кашей. Яйца были сварены вкрутую, откуда-то вдруг срочникам разливали сок, а на хлеб, в рот мне ноги, клали по сколько-то кусков копченой колбасы.
— Первый батальон строится на караул!
Мы построились. Уже привычно за месяц с небольшим, уже почти наполовину со своим призывом, уже ожидая самого приятного в ночных часах — дубеющих ног в сапогах под утро, в дагестанском ноябре, у границы со свободной чеченской республикой Ичкерия.
— Бойцы!
Мейджик хмурил сросшиеся густые брови, недовольно водил немалым казачье-кавказским носом и говорил прописные истины: про сон на посту, про проеб…нные магазины с патронами, про гигиену, ужин, внимание на постах и все прочее.
— Ко мне по одному!
Я подошел каким-то там по счету.
— На, на смену.
Пачка «Примы» в ноябре девяносто восьмого… это, сука, сокровище. Особенно, когда ты самый настоящий дух и какое-то время плохо соображаешь — что происходит вокруг.
— Отдыхающая смена приходит сюда, как смените шестую роту. За тулупами и валенками.
Тулупы, мать их, и валенки. Ага, так оно и случилось.
После Нового Года, когда магазины у часовых улетали за ночь раза два-три, оказываясь потом в Первомайке, обмененными на всякую хрень, Мейджик взял черенок от лопаты и чуток подработал его в КУНГе на станке. Чтобы в руке удобнее лежал.
— Я никогда не бью солдата, если пьяный, бойцы! — Мейджик, чуть покрасневший, стоял в вагончике у автопарка. — Вы ж меня до чего довели, куски дебилов?! Вы что, не можете сраные магазины сберечь? Вы чо дрыхнете как суслики, воины?!
Магазины перестали пропадать.
Как-то раз его кто-то упрекнул в водке. Мол, трщ стршина, вы вот сами берете магарыч, и…
— Да вы совсем охуели, — устало протянул Мейджик, — сюда идите, воины. Все.
В
