от страха.
— Свои! Это соседка! — Виктор тронул Шарова за плечо и тот медленно отступил.
— Тетя Оля! Это я, Витя. Все хорошо! Все нормально, тут все свои. Это просто…
Тетя Оля повернулась. В глазах ее стояли слезы, и вся она старчески мелко дрожала, словно осиновый листок на промозглом ветру.
— Витя… — она, наконец, узнала его. — Господи… Что тут происходит? Я видела, от тебя друзья выходили, а в квартире твоей шум был… они были веселые, сказали, что вы отмечали какой-то праздник и ты прилично выпил, а теперь спишь. Я и не стала беспокоить.
— Друзья? — нахмурился Виктор.
— Ну да… — она переводила взгляд с него на полицейского и не могла, судя по всему, понять, как он так быстро протрезвел. — А это что ли… вызвал кто-то полицию на тебя?
— Да нет, тетя Оля, это… в общем, знакомый полицейский. Он подумал, что нас грабить пришли и…
Тетя Оля покачала головой.
— Да это же друзья твои… школьные. Никогда не любила их, а сейчас вечно у пивнушки стоят с утра до вечера.
— Шкет?
Она кивнула.
— Ну да… и второй этот с ним, друг закадычный. Учеными фразами все любит говорить.
Шаров убрал пистолет в кобуру.
— Вы меня… в общем, извините, — сказал он. — Работа такая.
— Это хорошо, что вы бандитов ловите, — сказала она после некоторого раздумья. — Сейчас это редкость.
Он пожал плечами.
— Тетя Оля, — Виктор вдруг что-то вспомнил и посмотрел на нее внимательно. — Вы случайно не знаете, что такое «ГВ»? Такие буквы в гербе типа. Может на здании каком видели? Усадьба или дом загородный?
Она странно взглянула на него и ответила почти без раздумий:
— Так это же психушка по Минскому шоссе, ты разве не помнишь? Раньше там располагался военный госпиталь. Мы вместе туда часто ездили. А как расшифровывается… Да очень просто. «ГВ» — это бывшая усадьба графа Воронцова, хотя многие думали, что это «госпиталь военный». Такие причуды…
Глава 27
— Мне не страшно, мне не страшно… — зубы отстукивали мелкую дробь и единственное, чего сейчас он хотел больше всего — все вернуть назад. Обратить вспять и больше никогда не вспоминать — ни жуткий подвал с вонючей канализацией, ни колодец Моцарта, ни драку за углом школы и трех амбалов с каменными лицами, избивающими лучшего друга… ни страшные голоса… их, несомненно, привел Шкет… видимо, они все же искали его, рыскали по дворам и спрашивали у местной шпаны, где найти мальчишку, что бросился защищать слабоумного увальня.
Про подвал они не в курсе. Звуки шагов, раздававшихся будто совсем рядом — было просто эхом. Если бы знали, уже повырывали бы все двери, в этом Витя не сомневался.
Что-то пробежало по спине под курткой — сверху вниз. Он дернулся и чуть не закричал. Запустив руку под рубашку, Витя готов был сорвать с себя одежду, коснись пальцы чего-нибудь мягкого и пушистого… но это была всего лишь безобидная капелька пота.
Облегченно вздохнув, он вытер испарину со лба и понял, что очень хочет пить. Во рту пересохло. Он не мог собраться, сконцентрироваться на происходящем, мысли перескакивали с одной на другую, рисуя жуткие картины.
Наверняка, сейчас кто-то из бандитов стоит перед его квартирой и жмет, не переставая, на дребезжащий звонок. Дома никого нет. Тетя Оля тоже на работе. Вряд ли, конечно, они станут ломать дверь. Это слишком опасно. Но если он им действительно нужен, парни будут караулить его до конца.
А это значит…
…Вечером, когда придет мама… Она так или иначе столкнется с ними. С кем-то из них. Возможно, сразу со всеми тремя. И тогда… Витя похолодел. Ей грозит опасность. Перед глазами возникла картина драки и тройа оскаленных лиц за углом школы. Они не остановятся ни перед чем.
Когда бандиты сообразят и наведут справки, в какой больнице лежит Шершень, придут и к нему. Вряд ли его друга кто-то охраняет. А что могут сделать молодые сестрички в палате?
Витя представил, как эти парни молча пытают Влада, беспомощно лежащего на больничной кровати с подключенным аппаратом искусственного дыхания… перекрывают подачу кислорода и лицо Шершня поначалу спокойное, безмятежное, начнет синеть, губы дрожат, руки вздрагивают, начинают метаться по кровати, и потом он весь бьётся в конвульсиях…
Вите стало жутко.
Маме можно позвонить по дороге из автомата, предупредить… Но о чем?
«Мама, на меня напали, а Шершень в реанимации… бандиты стоят возле дверей нашей квартиры, поэтому переночуй где-нибудь…»
На затылке зашевелились волосы от страха.
Он должен опередить бандитов, найти Шершня первым. Его друг знает, что делать, в этом Витя был почему-то уверен.
Прислушавшись к звенящей вокруг тишине, он протянул руку, нащупал выключатель. Желтоватый тусклый свет вырвал его из темноты. Стал чуть веселее.
Нужно решаться.
Витя оглянулся. Мама наверняка уже сдала магнитофон. Комиссионка находилась в торце прачечного комбината. Витя любил туда ездить и глазеть на прилавки — отечественные и импортные телевизоры, магнитофоны, калькуляторы и прочую технику. И даже… последний раз, когда он был в магазине под вывеской «МОСКОМИССИОНТОРГ», на витрине красовался персональный компьютер «Агат-7» по цене 3900 рублей. За такую сумму можно было купить подержанную машину. Но компьютер… это было что-то из области фантастики! Днем его включали и ставили интересную игру, в которой космический корабль лазерными лучами сбивал наседающих пришельцев. Витя часами мог стоять и наблюдать за этим действом.
На стене каморки он заметил холщовый карман зеленого цвета. Из него торчало горлышко армейской фляги.
«У отца была похожая», — подумал он.
Витя потянул за цепочку на крышке, достал флягу и встряхнул перед носом. Она оказалась почти полной. Открутив крышку, принюхался. Похоже на чай.
Витя улыбнулся.
Какой же Шершень молодец. Даже питье предусмотрел. Чуть кисловатый и терпкий шиповниковый настой — как раз то, что сейчас было нужно.
Он сделал несколько глотков, завинтил крышку и подумав, сунул флягу в портфель. Пригодится.
Затем вновь прислушался. Кажется, мимо подъезда проехала машина и опять все стихло.
Он медленно отодвинул засов, тяжелый и мощный, будто предусмотренный как раз для таких случаев, оглянулся напоследок и выключил свет.
Дверь… — подумал он. Дверь в изголовье топчана. Что за ней?
Он хотел было проверить, но потом решил, что времени нет. В следующий раз.
Маленькими шажками, двигаясь в полной темноте, лишь слегка подсвечиваемой серыми тенями из слуховых
