Паха.
— Это как? — по своему обыкновению презрительно скривился в усмешке Рахья. — Танец нам спляшете или песенку споете? Так мы не подаем сегодня, без самодеятельности обойдемся.
— Не обойдетесь, — сказал Хагглунд и надвинулся, было, на партийного функционера. Вероятно, он хотел выбросить того в лестничный пролет, но не успел. Щелкнул выстрел, Паха театрально помахал своим револьвером.
— Мы оппозиция, — сказал он. — Револьверная оппозиция. Мы голосуем оружием.
Юкка Рахья так и не понял, что его застрелили. Папироска не выпала у него из угла рта, тщательно остриженные усики не нарушили своей идеальной линии — он даже не вскрикнул, обвалился под ноги нападавших и замер, глядя застывшим взглядом куда-то в потолок.
На звук выстрела из двери квартиры номер 116 выскочила красивая девушка с ярко-красными губами. Она увидела людей, лежавшего навзничь Юкку с дымящейся папироской во рту, и зло оскалилась:
— Вы что, недоумки, наделали!
Акку схватил ее за локоть, встряхнул, как куклу и сказал:
— А ну-ка, Лииса, пошла отсюда! Бегом на улицу! Партийная конференция закончила работу!
25. Пропасть
Даже самые красивые девушки, утвердившиеся в своей исключительности и, в большей мере, избранности, теряют всю свою красоту, едва только перед ними возникает кто-то, с этим несогласный. Ну, несогласный не с красотой и привлекательностью, а с сущностью «суки», которая при всех вновь приобретенных качествах все сильнее находит свое отражение.
Лииса Саволайнен, всегда уверенная в своей неотразимости, окунувшись в политику и вполне неплохо научившись справляться с интригами, склоками и ложью, что, в принципе, характеризует любого, даже самого ободранного политика, перестала жить в реальном мире. Понятие «правды», как таковой, у нее подменились понятием «так надо». Кому надо, зачем надо, для чего надо — это уже риторика.
Поэтому, увидев перед собой здоровых решительных парней с револьверами в руках и труп Рахья на полу, она этому попросту не поверила. Так полицаи и милиционеры не верят тому, что им бьют по головам и гадят в их фуражки — они, мать вашу, неприкасаемы!
— А ты кто такой! — взвилась Лииса и вырвала свою руку из хватки Пааси. — Неудачник! Слабак! Сейчас я позвоню, кому надо, сейчас я вас поставлю на место!
Она решительным и возмущенным шагом пошла обратно в коридор, где располагался телефон.
— Ты что — дура? — спросил Аллан. — Беги отсюда.
Лииса фыркнула, вся из себя — пренебрежение, и сорвала телефонную трубку. Больше она ничего не успела сделать. Побагровевший от ярости Акку, не целясь, выстрелил и попал ей в затылок. Лицо красавицы, некогда служившей секретаршей у Куусинена, разлетелось на куски, она завалилась за конторку, и только ноги, нелепо и бесстыдно, остались торчать кверху, как вехи — вехи начала конца.
Гремит под ногами дырявая крыша.
Ныряю в чердачный удушливый мрак.
Пока все нормально. Голуби, тише!
Гадьте спокойно, я вам не враг.
Вот он — тайник, из него дуло черное.
Вытащил, вытер, проверил затвор.
Ткнул пулеметом в стекло закопченное,
В морды кварталов, грызущих простор.
Гуд голосов снизу нервною лапою
Скучно вам, серые? Счас я накапаю
Правду на смирные ваши мозги.[14]
«Мы пришли, чтобы убрать руководство и пропасть ее отделяющую», — слова, словно текст Присяги, всплыли в памяти у каждого курсанта.
В зале заседаний распахнулась дверь, и из нее выбежал вооруженный маузером красный командир Юкка Виитасаари. Он начал палить по сторонам, пытаясь пробиться к двери на лестничную площадку, и ему бы это удалось, да все парни-оппозиционеры в это время уже обучено рассредоточились в коридоре, проверяя его на наличие дополнительных входов-выходов и незамеченных ранее посторонних людей.
Юкка ни в кого не попал, но в него самого попали сразу несколько пуль, а Паха прицельно выстрелил ему в голову.
— Мочи козлов! — скомандовал Пааси, и курсанты ворвались в зал заседаний.
Замер народ, перерезанный пулями.
Дернулся, охнул, сорвался на визг.
Моя психоделическая какофония
Взорвала середину, право-лево, верх-низ.
Жрите бесплатно, царечки природы,
Мысли, идеи, все то, чем я жил.
Рвите беззубыми ртами свободу,
Вонзившуюся вам между жил[15].
Партийная конференция закричала разными голосами, завыла в разной тональности, заплакала разными матами — они-то все, как раз, поняли, что их пришли убивать. Туомас Хюрскюмурто, партийный работник, кассир военной организации, не имея при себе пистолета, бросил в окно стул, разбив стекло, которое обвалилось наружу. Он бы и сам выпрыгнул, как когда-то в Гельсингфорсе, при попытке ареста, да высота здесь была большая. Тогда, десять лет назад, он, один из организаторов финской Красной гвардии убежал, теперь не смог. Несколько пуль в голову поставили жирный крест на его политической карьере.
Бывший член Финляндского революционного правительства, Совета Народных Уполномоченных, активный деятель КПФ, уполномоченный по транспорту Коста Линдквист, зажимая рану в шее, прокричал, что оставалось сил:
— Товарищи! Прекратите! Пощадите!
— Вы должны умереть! — ответил кто-то из курсантов, стреляя ему в грудь.
Люди в зале метались в полнейшей панике, защищаясь от пуль поднятыми руками. Никто не понимал, что происходит: откуда взялись враги, почему никто не приходит на выручку. А парни с револьверами, выстроившись в ряд возле дверной стены, методично расстреливали несчастных делегатов партконференции. Каждый из них норовил попасть своей очередной жертве непременно в голову.
Револьвер системы «наган» образца 1895 года вмещал в барабан по семь патронов, но в карманах у стрелков были запасные боеприпасы — у кого сколько влезло, в зависимости от глубины кармана. Кучность стрельбы в условиях ограниченного помещения была настолько высока — точка попадания совпадает с точкой прицеливания на расстоянии до 25 метров — что практически все выстрелы настигли своих жертв. Сила боя, когда пробивная способность пули составляет 4 — 5 дюймовых сосновых досок, не оставляла шанса укрыться.
Тело члена ЦК КПФ журналиста и литератора Вяйне Йокинена, бывшего некогда в эдускунте Финляндии вместе с Куусиненом и Гюллингом, вздрагивало от каждого выстрела. Он был уже давно мертв, но кто-то из курсантов продолжал стрелять в него, как в большую тряпичную куклу.
Бывший рабочий-металлист Теодор Кеттунен, распорядитель военной организации финской компартии, лежал, тесно прижавшись к бывшему булочнику Юхо Сайнио, оказавшемуся на конференции совершенно случайно, оба — изрешеченные пулями.
Курсанты стреляли, пока все боеприпасы
