был. Да не просто казни, а с унижением да особым зверством. Нужно восполнять отданную хозяину энергию, а царь-то и сам не дурак ей подпитаться. И для того, чтобы сущности хватало энергии тоже, нужно было много людского страдания, очень много.
Царский обоз въезжал на заполоненный людской толпой Великий мост. Ближе всех стоящее духовенство с тревогой всматривалось в угрюмые лица одетых в черное людей, с чьих седел устрашающе свисали отрубленные собачьи головы. Чего еще им ждать от их появления? Они опечатали казну в монастырях и церквях. Посадили под замок монахов и священников. Многих поставили на правеж. Тех же, кто не имел возможности выплатить долг, ежедневно прилюдно пороли.
Следом за духовенством – бояре, купцы, торговцы, ремесленники. Лица их обращены к обозу. Во взгляде сквозит страх. Спины согнуты в почтительном поклоне. С тревогой пытаются они рассмотреть едут ли сани, везут ли они государя? Не полетят ли их головы? У многих разграблены или опечатаны дома со всем имуществом. У многих дома отобрали для постоя царева войска. Многих арестовали.
Все остальное пространство заполонил простой люд, беднота. Они падали ниц и с интересом поглядывали на движущуюся процессию. На их лицах читалось только любопытство. Им нечего терять, кроме их собственной жизни, да и какую ценность она несла?
Завидев сидящего в санях государя, архиепископ сделал шаг вперед, подняв повыше зажатый в руке увесистый золотой крест.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, – начал свое благословение Пимен.
– Как смеешь ты, предатель, прикрываться именем Божьим? Не пастырь ты и не учитель, а Иуда. Ты думаешь не знаю, что ты предал меня? За сколько продал ты нас Жигимонту? – накинулся на него Иван. – Хищный волк ты и губитель. Не крест животворящий в руках твоих, но оружие, которым ты, злочестивец, и все вы, – сказал Иван обводя всю толпу взглядом, – хотите Новгород и всю державу погубить в угоду польскому корольку!
Пимен пошатнулся от обрушившихся на него несправедливых обвинений. С трудом устояв на подкашивающихся ногах он тщетно силился произнести хоть слово в свое оправдание, но только сипел и шлепал губами на потеху царю.
– Шут ты, а не архиепископ! – зло бросил Иван. – Что застыли столбами? – обводя взглядом притихшее ошеломленное духовенство спросил царь. – Все вы продались врагу. Все в сговор вступили супротив государства, – и пока застывшая в немом ужасе процессия приходила в себя, царь приказал вознице везти его в Софийский собор.
Во время службы в Софийском соборе царя все больше обуревала злоба. Гнев свербил его, не давая здравомыслию взять верх. То сущность, зудела и дергала своего человека. Все больше мыслей о предательстве будоражило Ивана Васильевича и едва закончилась служба он быстрым шагом вышел на морозный воздух. Возжелав отобедать, он обдумывал, как будет расправляться со своими врагами. Теми, что встречали его на мосту, смотрели ему в глаза, а сами замыслили против него предательство. Иван ждал пока его войско насытилось, сам же он едва притронулся к еде, не в силах совладать со своими думами. Вмиг он рывком откинул от себя наполненные едой тарелки и выкрикнул излюбленный опричниками разбойничий клич:
– Гойда!
Тут же опричники повскакивали со своих мест и принялись крушить все, что попадалось им под руку. Все бояре и духовенство, кто имели несчастье находиться от них в непосредственной близости, были осыпаны ударами дубинок и пинками.
– Где Пимен? – крикнул в бесчинствующую толпу Иван.
Тут же несколько рук потянули повалившегося на пол избитого архиепископа.
– На двор его волоките, – резко бросил царь.
Еле стоящего на ногах Пимена выволокли на затоптанный множеством сапог двор. Повернувшись к Басманову, Иван махнул рукой в сторону Пимена:
– Снять с него все одежды сановьи да в мешок дерюжий обрядить!
Подавшись вперед, он процедил, злобно глядя ему в глаза:
– Не быть тебе больше пастором, скоморохом будешь. Меня насмешил своими потугами предательскими, так и других повесели.
Тут же к Пимену подскочили оба Басмановых. Пока старший стягивал с архиепископа облачение, младший рванул его за рукав так, что треснула вышитая золотом ткань. Старший Басманов, подмигнув сыну, достал из голенища сапога нож и начал вспарывать на Пимене одеяние. Младший тут же достал и свой, и вдвоем они разделались с одежей в два счета. Царь же, наблюдая за процессом, посмеивался, да на сановника покрикивал, всячески его хуля и обвиняя в предательстве.
– Жаль ослицы у меня для тебя нет, а то бы и оженили сразу, – продолжал глумиться царь.
– Есть у меня одна кобылка захудалая, ничем не хуже ослицы будет. Вели привесть, царь-батюшка! – подскочил пронырливый Петруша Юрьев.
– А что, можно и на кобыле! – хохотнул Иван. – Веди!
Переодетого в мешковину Пимена посадили на приведенную неказистую лошаденку. Бедный бывший архиепископ настолько ослаб, что не мог удержаться на лошади и все норовил упасть, тогда царь велел привязать его ноги, чтобы он не соскальзывал.
– А ежели упадет он, то жена его волоком потянет через весь Новгород! – веселился разошедшийся Иван. – Сажай его задом наперед! Гусли несите! Скоморох должен веселить народ. И следите, чтобы он всю дорогу на гуслях играл, а перестанет, отсеките ему руки!
В руки ему сунули гусли и осыпая ударами, оскорблениями и смешками повели рядом с царскими санями к Софийскому собору.
Еле живой от ужаса творимых царем и опричниками бесчинств Пимен ехал по Новгороду, непрерывно дергая струны пальцами, получая тычки от ехавших рядом всадников. Стоявшие, не разгибая спин новгородцы, видя своего бывшего владыку в таком обличии, ошеломленно замолкали. Царь же, видя скорбные глаза своего народа и осуждающее молчание, еще больше заходился злостью. Ярость закипала в нем грозя смести все на своем пути.
– Так-то вы, ироды, своему царю служите? Пожалели изменника? А он никого не жалел. Продал он вас со всей державою польскому королю. Митрополита предал! Возжелал он и меня извести, да не тут-то было! А вы, тараканы, по изменнику горюете? Вычистить город от иуд! – выкрикнул Иван своему войску. – Уничтожить предателей отчизны! Раздавить нечисть! – в приступе ярости кричал царь.
Глава 21
Виктор озадачено смотрел в потухший экран телефона.
– Тит, у моих ребят какие-то новости по поводу Шарова, – рассеянно сказал он. – Судя по голосу, радоваться будет нечему. Мне кажется что-то случилось.
– Сначала выясни, потом будем думать и решать, – споро прибирая со стола ответил Тит. – Они сюда приедут?
– Да, позвонят как подъедут, я спущусь, – подтвердил Виктор.
– Пусть поднимаются, я тоже послушаю.
– Ты уверен, что это удобно? – без обиняков спросил Виктор у домового.
– Аннушка еще спит, меня они не
