* * *
Отношения Павла Петровича с матерью, императрицей Екатериной II, — тема специального исследования, и здесь мы скажем об этом кратко. Из последних работ, в которых все это обстоятельно изложено, следует обратиться к превосходному исследованию М. М. Сафонова «Завещание Екатерины II», вышедшему в 2002 г. То, что мать хотела лишить своего сына наследования престола и сделать следующим императором своего внука Александра, сейчас уже не вызывает сомнения. Хотя слухи об этом ходили и во время правления Павла I, и после его смерти. В Архиве Внешней Политики Российской Империи хранятся вырезки из немецких газет 1796–1797 гг. с публикациями на эту тему, которые были присланы в Петербург иностранными дипломатами. Неизвестно, что случилось бы, если бы императрицу не хватил апоплексический удар. Вероятно, только это помешало ей до конца выполнить свой план по устранению сына от власти. А. Т. Болотов, описывая неожиданную кончину Екатерины II, высказал следующие соображения по этому поводу:
«Впрочем, неизвестно, может быть все сие случилось еще к лучшему, и что Провидение и Промысел божеский восхотел оказать нам особливую ко всем россиянам милость, что устроил… конец сей великой монархини точно сим, не иным образом. Ежели б имела она обыкновенное жизни своей окончание и не столь скоропостижно, а с предшествовавшею наперед и несколько недель или хотя дней, продолжающейся болезнью, если б пресечение жизни не было столь дружное, а медленное, с употреблением до самого конца жизни всех чувств разума, памяти и языка — то почему знать? — может быть, произошло бы что-нибудь, при сем конце жизни, такое, что произвело бы в государстве начальные и бедственные какие-нибудь последствия, или бы какие несогласия и беспокойства, неприятные всем россиянам. Носившаяся до того молва, якобы не намерена она была оставить престол своему сыну, а в наследники по себе назначала своего внука, подавала повод многим опасаться, чтоб чего-нибудь тому подобного, при кончине государыни, не воспоследовало. И все содрагались от одного помышления об этом. Но судьба все сие сомнительства и опасения вдруг и единым разом разрушила и уничтожила, сделав чрез скоропостижную и непредвиденную кончину императрицы то, что на престол ее вступил без всякого помешательства и оспаривания законный и самый тот наследник, который и по родству, и по закону, и по всем правам, должен быть таковым, и который к сему еще от рождения своего был назначен»[372].
Известны воспоминания о том, что якобы А. А. Безбородко, у которого находилось письменное завещание Екатерины, вручил его Павлу, тот, вскрыв конверт, прочел находящуюся в ней бумагу и молча посмотрел на Безбродко, который глазами указал на горящий камин. Завещание было сожжено.
* * *
В заключение этой главы, следует сказать, что можно приводить сотни примеров из жизни Павла I, которые полностью опровергают сложившиеся стереотипы советских авторов. Он не был ни шутом, ни скоморохом, как кое-кто пытался его представить. Не был он и сумасшедшим, крупнейшие психиатры это подтвердили[373]. Но вот две черты личности русского самодержца Павла Петровича следует всегда принимать всерьез — православие и рыцарство. Именно о тех же, в общем, началах традиционной европейской цивилизации говорил Эдмунд Берк, отстаивая их перед сторонниками Французской революции: «Наша цивилизация… веками покоилась на двух принципах, будучи фактически порождением сочетания оных принципов. Я имею в виду дух благородства и дух религии»[374]. Павел Петрович был человеком искренне верующим. Вот лишь некоторые факты из воспоминаний его современников.
«В сношениях с духовенством Император выказывает больше ловкости и знания людей: он его осыпает милостями и знаками почтения. Он первый наградил епископов орденами, которые до сих пор давались только мирянам. Везде, при всяком случае, он высказывает им самое глубокое уважение, но в этом у него меньше системы, чем чувств»[375].
Со времени царствования Павла I духовенство в России стало иметь одинаковые с другими сословиями права и обязанности служения царю и Отечеству. О том, в каком положении оказалось ко времени его царствования белое и черное духовенство в России, можно узнать из впечатлений представителя баварской депутации Мальтийского ордена: «Духовенство совершенно отделено от остального мира, так как ни дворяне, ни крепостные не вступают в духовное звание. Дети белого духовенства, в свою очередь, делаются священниками, из них же пополняется черное духовенство. В настоящее время духовенство бедно. Петербургский Архиерей имеет от Петербурга только 5000 рублей. Он не имеет никакого влияния на дела, никакого участия в гражданском и политическом управлении. Нигде разграничение между ведомствами церковными и светскими, между мирским и духовным не наблюдается так точно, как здесь. Русское духовенство составлено только из людей незнатного происхождения. Нет ни одного родовитого человека, ни в монастырях, ни в приходах. Священники обязаны жениться, но если они становятся вдовцами, то они не могут второй раз жениться и должны постричься в монахи. Исключения из этого правила очень редки»[376].
В Михайловском замке до революции 1917 г. сохранялся как реликвия коврик, на котором Павел I молился, стоя на коленях. Он был чуть ли не протерт до дыр.
Не хочется, чтобы читатель думал, что перед ним апологетика Павлу I. У него, как и у каждого человека, хватало грехов, однако ненависть к нему окружавших его лиц была настолько велика, что вокруг его имени старались сохранить клевету и выдумки. Только недавно его государственная деятельность, его личные качества стали предметом серьезных научных изысканий. Думается, что в архивах еще найдутся неизвестные свидетельства и документы.
В заключение хочу привести один рассказ, который я услышал по секрету от известного российского тюрколога Н. А. Баскакова, как в далекие 20-е годы теперь уже прошлого столетия он в Москве зашел в какой-то магазин, торговавший старыми вещами. Ему, тогда еще студенту, очень понравился кожаный портфель. Именно такой он давно уже искал и поэтому он на радостях тут же купил. Придя домой, он обнаружил внутри портфеля множество писем… Это оказались письма Павла I, но время было настолько сложное, что он убрал их куда-то подальше от посторонних глаз и даже в 70-е годы боялся их опубликовать.
