Я думала, он сейчас скажет: «Расскажи мне о том, что ты скрываешь», но Якобек только обнял меня, не говоря ни слова. Он гладил меня по волосам и молчал, лишь прижимая все крепче к себе. И мы поцеловались. Это было так просто, так естественно, как эта ночь, и так же сложно, как звездное небо. Чувство ужаса снова забралось мне под кожу. Все старинные поговорки жителей гор, все суеверия, старые и новые, не могли развеять этого чувства.
— Чтото страшное надвигается на нас из этой темноты. — Я кивнула в сторону мира, отделенного от нас горами. — Чтото ждет своего часа.
— Я знал об этом всю мою жизнь, — ответил Якобек.
Я всегда продавала яблоки, словно они были оберегающим нас талисманом, которым я откупалась от мира за пределами моей Долины. Но по ночам мне снились ужасные деревья, выраставшие из тех семечек, которые сажала не я, и я не могла знать, какие плоды они дадут. На меня накатывали страхи и отступали. Это было предчувствие. Мир посягнул на все самое дорогое для меня. И угроза исходила не от тех, кто ненавидел нас, — нет, она поднималась из прошлого. Ни ограда, ни охрана, ни оружие не могли этому помешать. Я смотрела на телефоны, словно они могли убить меня без предупреждения.
Это случилось за несколько дней до Рождества.
Глава 17
Я чувствую, когда женщинам больно. Не нужно быть сверх меры проницательным человеком, чтобы понять, когда мучается другое человеческое существо. Но, учи-тывая мое прошлое, я куда более опытный эксперт, чем большинство мужчин. Я сразу понял: случилось нечто такое, что ударило Хаш больнее, чем все ее остальные секреты.
Я лежал на кровати в своей комнате, как раз над ее спальней, когда услышал, как у нее зазвонил телефон. А потом она мерила шагами комнату несколько часов подряд. Я тоже встал и принялся шагать взад и вперед, но половица подо мной скрипнула, и Хаш замерла.
Она слышала меня, а я слышал ее.
Но Хаш не попросила меня о помощи. А я не знал, как эту помощь предложить. И нуждается ли она в ней, я тоже не знал.
— Черт побери! — выругался я шепотом.
В ту ночь я спал мало и на следующее утро двигался недостаточно быстро. Я не успел поговорить с Хаш до того, как в кухню спустились Эдди и Дэвис. Дэвис при-готовил завтрак для Эдди. Хаш приготовила завтрак для Дэвиса и для меня. После завтрака нам с Эдди предсто-яло мыть посуду — у нас четверых уже была своя систе-ма. Всего за несколько месяцев мы стали семьей. Я даже не пытался говорить с Хаш о том, что это время значило для меня.
— Я еду в Чаттанугу, — объявила Хаш. — Вероятно, я не вернусь до завтрашнего утра.
— Ты хочешь навестить Эбби? — спросил Дэвис.
Мне показалось, что поведение матери его не удив-ляет. Даже то, что Хаш уедет с фермы на целый день по-среди рабочей недели, когда ее родственники будут суе-титься в Амбарах, отправляя последние заказы.
— Да. У нее какие-то проблемы с мужем. Я должна поехать.
Хаш поцеловала Эдди в макушку, взъерошила тем-ные волосы Дэвиса, обошла меня стороной, как чумно-го, и вышла из кухни.
Я сидел, молча глядя в тарелку с оладьями, которые Хаш испекла специально для меня. Потом спросил:
— Кто такая Эбби?
— Она старый друг моих родителей. Муж Эбби и мой отец увлекались гонками и там подружились. У ее мужа много денег. Очень много. Он был инвестором па-пиной команды.
Дэвис принялся за свои оладьи, а Эдди потянулась за плошкой с хлопьями. Одна ее рука лежала на значи-тельно подросшем животе, словно защищая младенца. Накануне она предложила мне послушать, как двигает-ся малыш. Я поднес было к ее животу изуродованную уку, но потом одумался и положил ей на живот другую, не хотел пугать маленького.
— Он уже научился кун-фу, — сказал я тогда, почувствовав, как малыш шевелится.
— Ой, Ники, ты милый старый вояка! — Эдди рассмеялась и обняла меня.
— Значит, они давно знакомы? — продолжал я расспрашивать Дэвиса.
Он поставил между нами каменный кувшинчик с сиропом, словно отметил незримую границу. Выражение его лица без слов говорило: держись подальше от дел моей матери.
— Мать всегда верна своим друзьям. Она бросает все и едет, если нужна Эбби.
«Нет, — сказал я про себя. — Она бросила все и поехала после того, как Эбби позвонила ей среди ночи и предупредила о чем-то».
Миновав горы, почти у самой границы штата Теннесси, я купила себе кофе и яблоко в магазинчике на автостраде, села в машину и на минуту закрыла глаза. Потом откусила яблоко, только чтобы напомнить себе самой, что мир за пределами Долины не обладает защитной магией. И действительно, никакого взрыва сладкого вкуса на языке я не ощутила. Я уехала из своей Долины и теперь могла есть только обычные яблоки, ожидая, пока меч господень обрушится на меня и мою семью.
В лучшие дни я любила Чаттанугу. Исторический старый город был памятником вековому наследию Юга, но не старине как таковой. Мои друзья превратили разваливающиеся склады на берегу реки Теннесси в ряды ресторанов и магазинов. Сверкающая стеклянная крыша Аквариума сияла неподалеку, возвышаясь над рекой.
Мы с Эбби встретились на верхнем этаже Аквариума. «От гор к океану», — гласила надпись на экране обучающего дисплея. Горная среда обитания пахла лавром и мхом, камнями, водой и землей. Выдры играли в каменном гроте. За стеклянной стеной черепахи, форель и широкоротый сом плавали в быстром ручье среди огромных поваленных деревьев. Эта часть Аквариума всегда напоминала мне о Долине — дикой, но защищенной.
— Хаш! — прошептала Эбби и заплакала.
Мы крепко обнялись. Она была на десять лет моложе меня, но мы были похожи. Обе с рыжеватокаштановыми волосами, зеленоглазые, высокие, но не хрупкие. На этом сходство кончалось. Ее голос звучал погородскому мелодично, у нее не было грубого сельского акцента, от которого я и не мечтала избавиться. Эбби окончила университет, происходила из богатой семьи, сделавшей состояние на банковском деле, и родилась, как говорится, с серебряной ложкой во рту. Ее муж Нолан унаследовал самое крупное состояние штата, играл на бирже и был главным закулисным воротилой в политике Теннесси. Эбби посвящала все свое время огромному имению на берегу реки и двум маленьким сыновьям.
Мы сблизили головы в темном деревянном алькове, увитом виноградом, высоко над рукотворной планетой. — Они позвонили мне, — хрипло прошептала Эбби, вцепившись в мою руку. — Люди Хейвуда Кении. Это была одна из его ассистенток. Она мне сказала: «Нам стало известно из весьма осведомленных источников, что покойный отец мужа Эдди Джекобс вел двойную жизнь. Нам известно, что у вас был с ним роман незадолго до его смерти. У нас есть свидетели, улики. Неужели это всего лишь совпадение, что ваш муж был главным спонсором фонда президента Джекобса в Теннесси?» Я ей сказала, что это все сплетни и что я не понимаю, о чем она говорит. «Дэви Тэкери умер больше пяти лет назад. Мы с его женой старые подруги, а мой муж — самый лучший человек на свете», — сказала я. А она мне: «Да ладно вам! Интересно, что думает президент об этой мыльной опере теперь, когда его дочь вышла замуж за сына Тэкери? Мистеру Кении хотелось бы узнать ваше мнение по этому поводу. Нарисуйте картину в целом для его аудитории. Вам все равно не удастся спрятаться. Вы просто обязаны поговорить с мистером Кении. Если он обнаружит давнюю связь президента с родственниками мужа его дочери, остальные средства информации пойдут за ним следом. Вы можете прославиться на всю страну».
