бывает плохое настроение, но они не шляются, нападая на людей с ножом.
У меня не выходит из головы история Аманды о Мадридском Бесёнке. Здесь она была бы как дома.
— Притормози.
Тедди останавливает тележку под вздымающимся каменным ангелом.
— Тедди, я на это не куплюсь. Это ярмарка привидений, и все они ручные маленькие кролики? Не верю. Ты связан с этой девочкой. Не знаю, как, но связан. И, видишь ли, она охотится на святошу Джеймса.
— Кого?
— Заткнись. Охотиться на него, означает охотиться на меня.
Я достаю.45 и тычу ему в рёбра.
— Знаешь, что случается с людьми, которые пытаются убить меня или моих близких?
Тедди побелел как его «Роллс-Ройс». Попытался сглотнуть, но поперхнулся слюной.
— Пожалуйста. Я не знаю, что вам нужно. Эта девочка не из моих.
— Лжец, — говорю я, чтобы перепроверить, но момент упущен. Я могу прочесть это по его сердцебиению и дыханию. Микроскопическую дрожь в его голосе. Мудила говорит правду. Я всё равно не убираю пистолет.
— Кто на это способен? Призвать и контролировать столь могущественного духа?
— Не знаю. Может, кто-то из храма. Насколько мне известно, это могла быть Аманда.
— Умоляю. Она не может держать в узде даже своего ребёнка. Что она будет делать с маленькой Лиззи Борден[175]?
— Пожалуйста, не стреляйте в меня.
— Уверен? Мог бы остаться здесь навсегда со своими собутыльниками.
— Что мне сказать, чтобы вы мне поверили?
Я опускаю пистолет и кладу его себе на колени.
— Ничего. Уже поверил.
Эта девочка не может быть одной из его. По крайней мере, если это и так, то он этого не знает.
Раз она не связана с Остербергом, то я вернулся к тому, с чего начал, и в целом вся эта поездка была бессмысленной. Травен должен это признать. По крайней мере, один из нас будет счастлив. Мне следует пристрелить Тедди хотя бы за то, что он оказался у меня на пути к королю Каиру.
— Тедди, давай вернёмся к усадьбе. У меня сыпь от всего этого свежего воздуха.
На обратном пути мы проезжаем мимо того, что выглядит как вполне обычное кладбище. Только одно не так.
— Что за история с этим участком могил?
— Что вы имеете в виду?
— Американские надгробия указывают на восток, в сторону восходящего солнца. Эти же обращены на запад. Мне кажется, твои некро-тимстеры[176] напортачили.
Он качает головой.
— Для того, кто настолько… легко возбудим, у вас цепкий взгляд.
— Я говнюк. Но я не слепой.
— Отвечая на ваш вопрос, это английский гностический участок. Они до глубины души были «белыми воронами», отвергавшими реальность этого мира. Когда они умирали, их хоронили и размечали не в ту сторону, чтобы навсегда продемонстрировать их презрение к этому миру.
— Ты бы выиграл миллиард долларов в «Свою игру», если бы все категории были «жуткие факты о мёртвых».
— Не могли бы вы убрать свой пистолет, мистер Макхит? Думаю, вы поняли, что я не представляю угрозы.
— Да, но я нервный пассажир, а это что-то вроде моей подушки безопасности.
Тедди привозит нас обратно к передней части дома. Он паркует тележку обратно в тень. Вылезает и ждёт меня, как послушный ребёнок.
— Надеюсь, Тед, никаких обид. После того, как этот призрак стал охотиться на святошу Джеймса, мне нужно было тебя проверить.
— Конечно. Могу я теперь идти?
— Безусловно. Беги отсюда, негодник.
Он не двигается, пока я не засовываю пистолет обратно за пояс.
— Спасибо, что заглянули.
— Пожалуйста. Увидимся в загробной жизни.
Тедди торопливо направляется к дому. Он не бежит, хотя ему этого и хочется. Да, кто-то над ним хорошенько поработал, раз он поблагодарил меня после того, через что я заставил его пройти.
Я беру свои слова обратно, всё, что я когда-либо говорил о богатых. Я люблю громких богачей. Я хочу, чтобы богатые были обдолбанными, уродливыми, показными и украшенными кровавыми бриллиантами. Богатые вроде Тедди, типажа мышки Эмили Дикинсон[177], намного хуже. Пытаться ненавидеть Тедди — всё равно что ненавидеть обойный клей. Когда вернусь домой, нужно написать любовное послание омерзительным богачам, чтобы дать им понять, как сильно я их ценю. Их восхитительные излишества дают мне питательную пищу для презрения, и я люблю их за это.
Мне требуется двадцать минут, чтобы спуститься с холма. Когда я сажусь на байк, небо снова голубое, но облака стали тускло-серыми. Клянусь, я вижу заклёпки по их бокам, словно это плавучие острова из стали. Я собираюсь завести с пинка байк, как звонит мой телефон. У Кэнди так же плохо с терпением, как и у меня. Но это не она.
— Хорошо обустроился в своём новом доме? Напор воды хороший? Под кроватью чисто? Слышал, «Шато» расположен близко ко всем знаковым местам.
На этот раз голос другой. Женский, но я знаю, кто это на самом деле. Это не прекратится.
— Снова ты. Я знаю, что ты говоришь через смертного. Почему бы тебе не прийти в «Шато», и мы всё обсудим, как пара дружелюбных разумных монстров?
— Что бы сказала Элис о том, что ты так быстро и легко поселился в резиденции Сатаны? Хорошо, что она вернулась на Небеса. Кто знает, что бы случилось с ней, если бы она осталась с тобой.
— Не смей говорить об Элис, ты, адовская блевотина. Я знаю, чего ты пытаешься добиться. Ты хочешь, чтобы я вернулся туда.
— Ты видишь её сейчас? Её милое личико на стене вместе со всеми остальными покойниками, которые на твоей совести.
— Тебе кажется, что ты хочешь, чтобы я вернулся, но поверь мне, ты этого не захочешь.
— К слову, о покойниках, мы здесь по колено в них увязли. Никто не думает, что ты вернёшься. Я меньше всех. Каждый бульк и пузырёк в каждой воронке звучат как приговор для этого сброда.
— Если я вернусь, то решу, что лучший способ найти тебя — это перебить всех адовцев. Не знаю, сколько времени это займёт, но у нас есть целая вечность, чтобы попытаться. Надеюсь, у тебя хороший тарифный план.
— Если ты думаешь, что раньше всё шло наперекосяк, погоди, пока не увидишь, что будет на этот раз. Эти бедные потерянные души без твоей защиты.
— То, что я не возвращаюсь, не означает, что у меня нет планов. Они ещё долго будут в порядке после того, как ты станешь кормом для дриттов.
— Так приятно слышать твой голос.
— Ага. Ты моё злобное прошлое. Все птицы возвращаются домой и срут тебе на голову. Мёртвая девушка всё поведала мне об этом.
