Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Кормят плохо — порции еды очень маленькие, и основной рацион — уха из кильки, паштет из нее же и кислая капуста во всех видах. Более или менее приличную «пайку» дают по вторникам, когда администрация тюрьмы обходит свои владения: утром — овсянка на молоке, в обед — гороховый суп и макароны. Четыре месяца не давали (и даже не продавали) обычной соли. Продукты приходится резать ниткой либо самодельными резаками, сделанными из одноразовых бритвенных станков. Найдут — в ШИЗО суток на пять ну или выговор на первый раз.
Зубную пасту в тюремном ларьке продают в жестяных тюбиках и предлагают выдавить ее в целлофановый пакет, поскольку заключенным запрещено иметь вещи в металлической упаковке. Твою пену для бритья при заезде на тюрьму тоже выдавят в пакет.
Несмотря на то что камеры часто переполнены, в 22:00 (по отбою) отключают воду и электричество. Когда «поднимут» в хату, матрас и одеяло тебе выдадут лишь на следующее утро, и в первую ночь приходится спать на полу или на столе (здесь это нормально). Спать в течение дня не разрешают. Спрашиваю как-то раз контролера:
— Чего вы нам днем спать не даете? Известно ведь: больше спишь — меньше нарушений.
— А у нас политика другая: зэк должен за день вымотаться, чтобы ночью не думать о побеге, — отвечает мне тот.
Баня (обычная душевая) есть на каждом этаже тюрьмы, но идти до нее тебе придется в одних трусах, нередко под взглядами женщин-контролеров. Прогулки обязательны, отказаться невозможно. Могут два часа продержать под проливным дождем.
Письма из жодинской тюрьмы идут до адресата по двенадцать дней, а если у тебя нет конверта, то ты не сможешь отправить ни одной жалобы. На действия администрации пожаловаться невозможно — ни одна твоя «писулька» не покинет стен заведения, хотя по закону это должно происходить в течение суток.
Со священником можно общаться только осужденным, а находящимся под следствием — никак.
Адвокаты ждут нас порой по два часа, причем бывает так, что приводят к адвокату, а через полчаса начинается обед, и контролеров ни разу не волнует, что ты вовсе не голоден: не хочешь есть — значит, иди в хату или посиди час в «отстойнике».
Обходов администрации здесь просто боятся, и не зря — потому что это в первую очередь повод обратить на камеру повышенное внимание, забрать всю лишнюю посуду, кружки и прочее. Задавать какие-либо вопросы бесполезно — на все есть готовый ответ в виде «устное распоряжение начальника тюрьмы». Любая, даже самая мелкая, вошь в жодинской тюрьме очень любит и требует, чтобы ее называли «гражданин начальник». Для нормального человека и сказать-то такое — унизительно.
За малейшую провинность или несогласие с режимом мусора забирают из камеры все настольные игры и постоянно шантажируют отключением электророзетки. Наверное, поэтому здесь практически нет телевизоров — чтобы не давать легавым лишний рычаг давления на тебя.
Ходят по централу слухи, что до сих пор здесь существуют «пресс-хаты», где тебя со старта бьют, заставляют писать явки с повинной и давать признательные показания. Мусора охотно подогревают подобные разговоры, чтобы вселить во вновь прибывших чувство страха.
Конечно, в том, что мусорам удалось навязать именно такой режим, виноваты и сами заключенные. Надо понимать, что, в отличие от столичной Володарки, жодинская тюрьма всегда была изолятором районного значения, и сидели здесь люди с окрестных деревень, городков и райцентров. Темные, забитые люди, многие из которых не видели в жизни ничего, кроме побоев и ближайшего винно-водочного магазина, и когда тюремный контролер предлагает на выбор: «бумага» (рапорт о нарушении режима содержания) или два удара киянкой (деревянным молотком для простукивания нар), они выбирают второе.
Однажды я попал в польскую КПЗ. Именно здесь я увидел какую-то странную человечность, которая исходила от персонала, — сотрудники польской тюрьмы показались мне людьми порядочными, ответственными и совестливыми, причем, как чудилось, отвечали они не только за исполнение режима, но и за дела рук своих. Это было новое знание о тюрьме.
Конечно, в польских изоляторах есть все то же, что и у нас: электрозамки, решетки, стальные двери с глазком, но нет «кормушек» — персонал там не общается с заключенными через отверстие в двери. А однажды вечером дежурный офицер — гражданский, по сути, человек (в Польше персонал тюрем не относится к полицейскому ведомству) открыл двери во всех хатах и сказал:
— Разговаривайте о чем хотите, только в гости друг к другу не ходите…
За эти десять минут мы с подельниками переговорили обо всем (намеками, само собой), чем спасли себя от длительных сроков тюремного заключения.
Сотрудники же тюрьмы-8 не просто выполняют свою работу — они ненавидят нас и на свой манер пытаются перевоспитать: кричат, избивают (хотя пока наша вина не доказана судом, мы еще ни в чем не виновны) и тем самым создают постоянный психологический дискомфорт и давление. Конечно, со временем привыкаешь и не к такому, но твой организм все равно находится в состоянии перманентного стресса, и ты с нетерпением ждешь перевода в другое «исправительное» учреждение…
Европейский суд по правам человека в Страсбурге условия содержания в СИЗО и тюрьмах бывшего СССР приравнивает к пыткам. Наверное, поэтому в России уже с 2007 года один день, проведенный в СИЗО, приравнивается к двум дням в колонии. В Беларуси же этого, наверное, не случится никогда…
Глава 45 Сказки венского леса
— Значит, расклад примерно три на примерно десять. Значит, с одной стороны три, с другой десять. Три, десять… Да, придется дружков закладывать. Непорядочно. А как вы мне посоветуете, Борис Васильевич? — Правду. Только правду. — Правду… Я тоже так считаю, раз три на десять, значит, только правду.
Из к/ф «Не будите спящую собаку»
— Я, конечно, не Господь Бог и не судья, который будет рассматривать твое дело, — начал следователь Сушко в начале февраля, — но я могу сделать так, что ты получишь минимальный срок — шесть лет. Для этого надо сдать своих подельников, а также покровителей из КГБ.
— Спасибо, не стоит. Эти сказки венского леса оставь для других — в них уже даже в школе не верят.
— Не спеши отказываться, Сергей. Подумай хорошенько.
— Все показания я дам в суде — ты от меня ничего не услышишь.
— Ну, как знаешь, — по лицу следователя невозможно было понять, разочарован он моим отказом или ему все равно. — Вот тебе копии некоторых документов, подпиши, что ознакомлен.
Я посмотрел на первый документ. Это был полный лог моих интернет-соединений в виде: дата, время начала и окончания интернет-сессии, IP-адрес, предоставленный моим интернет-провайдером.
Оказывается, управление «К» с помощью сниффера трафика, установленного на интернет-провайдере «Белтелеком», следило за моей активностью в Сети все время, что я проживал в этой квартире. Дальше лог анализировался с помощью программы NetResident.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
