— У тебя красивая родинка на голове, — произнес незнакомец грустно и не глядя на саму Гаро.
— Знаю, — отмахнулась та. — Мне Моля все уши про нее прожужжал… Слушай, наверно, мы уже познакомились… Я немного потерялась во времени. Напомни, как тебя зовут?
Ныряльщица чувствовала себя неуклюже, а неловкость — то чувство, которое Гаро ненавидела испытывать пуще других редко проявляющихся чувств.
Незнакомец достал из котомки какой-то лоскут, расправил его поля и посмотрел наконец-то на мастерицу.
— Прости, — сказал он, не отводя взгляда.
— За что? — Гаро нервно хихикнула.
Парень резко набросил ей на голову тряпку, навалился телом, вдавив руки коленями в песок и просто ждал, когда толчки сопротивления затихнут, а одурманенное тело, изогнувшись в последний раз, провалится в насильственный сон.
Путь Шана
Гавань
Церемониальный зал, в котором проходили все аудиенции Владетеля Тэи из рода Гирей, был пристроен позже основного родового замка и отличался излишней вычурностью и помпезностью. Чего стоили только колонны с вырезанными в белом мраморе статуями Владетелей. Туловища были вытянуты, как на дыбе, а лица выражали крайнюю степень умопомешательства, которая по задумке автора звалась «восхищением потомками». Колонны подпирали купол в виде полусферы с рифленым потолком, и Шану каждый раз казалось, что он находится внутри огромной раковины.
Солнечный свет проникал через узкие окна и блистал в инкрустированных повсюду драгоценных камнях.
Как и положено наследнику, Шан стоял по правую руку от отца, восседающего на троне из костей гигантского пустынника, вымершего сотню гвальд назад. Если верить историям Первого учителя — а сомневаться в них не приходилось — престолов было три — по счету правящих династий. Костяной — четвертый, а род Гирей — самый продолжительный.
Первый был деревянным и давно уж истлел, никто не знает, как он выглядел. Второй, сложенный из скелетов всех представителей смещенной династии, редко служил жестоким хозяевам в качестве реального седалища — скорее как символ устрашения, потому что был хрупок и несуразен, и теперь покоился разобранным в сундуках в сокровищнице Владетеля.
Третий был выдолблен из цельного куска редкого хлазалита, найденного в недрах Макарири и отнесенного учеными-эклиотиками к концу второй эпохи. Тогда, вслед за Йур Хаулом, красным каргом, знаменующим завершение эры, длившейся двести восемнадцать гвальд, случился Катаклизм. С неба падали горы — так Отэранги гневался на людей за то, что они пытались вызволить Шенкарока из заточения. Третий трон был похож на яйцо с приплюснутым дном, внутренняя полая часть которого искусно украшена коралловыми вставками.
Шан видел его в сокровищнице. Цефлим, его маленькая озорная сестренка, любила там играть, пока Кайранджахау, Главный ученый, не объявил ту часть подземелья закрытой для посещения даже для отпрысков Владетеля. Якобы по причине того, что там же приютили отработанные после опытов карги шутеры, а те могли быть опасны. Шан, помнится, только брезгливо поморщился, услышав глупый запрет: «сокровищница» и без того походила больше на склад ненужного барахла. Он-то знал, что настоящие ценности хранятся в «тайниках».
Тот престол, на котором восседал Адан, пятнадцатый Владетель из рода Гирей, был сделан из костей грудной клетки последнего гигантского зверя, истребленного славным предком, основавшим династию. За героический подвиг — чудовища донимали жителей долгие десятки гвальд — ему отдали в жены младшую дочь Владетеля, красавицу Полею, а герой убил тестя и, при поддержке армии, совершил переворот. Чтобы ничто не напоминало о прошлом, он нарек жену Эввой, и с тех пор все владетели из рода Гирей при восшествии на костяной трон именовались Адан и Эвва.
Ребра были обрезаны так, чтобы внутри легко и удобно чувствовал себя правитель Тэи. Сидел он на верхней части черепа пустынника, распиленного пополам по глазницам, а на самом верху, на высоте в два человеческих роста, торчали растопыренные хвостовые позвонки, — они-то и завершали образ внушительного и внушающего страх трона повелителя живых, Владетеля Тэи.
Сам трон находился на полукруглой площадке, к которой вели ряды изящных белых ступеней, напоминавших наследнику волны на отмели.
Шан с уважением смотрел на отца, седого уже, жилистого, но еще не старика, с живым и цепким взглядом. Одет он был по-простому: белый, отутюженный китель с вышивкой золотом лишь на высоком воротнике, белые же брюки и махровые тапочки с вензелями и гербом рода Гирей — скрещенные золотые пики защищают Йур Хаул, выглядящий как темно-красное сердце. В сапогах или любой другой, не «дышащей» обуви ноги правителя сильно потели и начинали гнить, поэтому и личный лекарь, и Главный ученый советовали носить тапочки и хотя бы раз в день гулять по свежей пашне босиком. Редкое совпадение мнений. Обычно они спорили. Но недолго. Лекарь быстро отступал.
На ежедневном принятии докладов присутствовали все советники, включая, конечно же, Главного, являющегося по совместительству главой эклиотиков и носящего титул Изувер — Рауккар, или Раук, как звал его отец. Мерзкий тип, каковыми Шан считал всех представителей этой религиозной шайки бездельников и садистов, но место свое знал.
Нельзя сказать, что это было личное мнение наследника. Учителя сформировали его взгляды на общество и отдельных влиятельных представителей, тщательно подбирая примеры и слова, но ни в коем случае не навязывая суждений. Шану всегда казалось, что он сам приходит к тому или иному выводу.
Вот и о Главном ученом эклиотике с титулом Кайранджахау у него сложилось весьма скверное представление. Никто не знал его имени. Он был нелюдим, холоден и часто скрипел гнилыми зубами. Он чем-то натирал свою кожу, от чего выглядел бледным, зловещим и абсолютно неприятным типом.
Чаще всего Шан заставал его за дискуссией с Рауком. Первый учитель объяснял наследнику, что они расходились в принципиальных взглядах на значимость двух верховных божеств: бога неба Отэранги и бога земли Шенкарока. Изувер стоял на общепринятой эклиотиками догме, что Шенкарок страдает за наши грехи, а мы неустанно должны пытаться его спасти, отыскивая сосуд, способный вместить воплощение бога на земле. Кайранджахау, еще во времена когда был вторым помощником и отвечал за изучение взаимодействия людей и каргов (а по сути руководил пытками), обращал внимание главы на тщетность данных попыток. Он призывал отказаться от пустой затеи с эклиотикой и сосредоточить ресурсы на изучении каргов, ведь камни, как он уверял, являлись подарками Отэранги, его способом помочь правоверным в борьбе с нечистью и невежеством.
Но когда пылкий ученый стал Кайранджахау, его нрав поутих или же, как подсказывал Первый учитель, разумно отступил в подполье.
Шан этой перемены не понимал до сих пор: власть получил, а амбиции оставил в стороне? И сейчас, слушая вполуха доклад Кайрана о новых открытиях его подопечных, он размышлял: «А что же задумал этот старый хрыч?» и ловил себя на мысли, что ему это безразлично.
