И это был поистине невероятный дождь. Жуткий ливень. Даже в Новой Каледонии Марджери до сих пор не доводилось видеть ничего подобного. Струи дождя хлестали по их телам, как розги. Дождевая вода ручьями стекала по стволам деревьев, вершины которых склонялись под ее тяжестью; непрерывно капало буквально с каждого листа, дождь окутал все пространство вокруг водяной мглой, и в ней, насколько мог видеть глаз, тонула и растворялась даже пышная тропическая растительность. Потоки воды, сокрушая все на своем пути, ринулись вниз по склонам с оглушительным ревом, который, казалось, заполнил не только голову, но и душу Марджери. Пенные красные ручьи мчались с вершины, словно взрываясь на глазах у перепуганных женщин. Деревья, ветви и камни теперь уже не пролетали, а проплывали мимо них, истерзанные, избитые, наполовину скрытые под водой. Все в этом мире словно утратило корни, ничто больше не выглядело ни стабильным, ни хотя бы относительно прочным.
Инид плакала, в ужасе повторяя: «Мы утонем! Нас убьет камнями! Нас раздавит деревьями!», потом притихла и вдруг снова пронзительно вскрикнула: оказалось, она обделалась со страху. Она все время так крепко обнимала, так стискивала свой живот, словно и его могло унести ураганным ветром. А Марджери, ни на что не взирая, продолжала говорить.
Известно ли Инид, сколько различных типов усов существует у жесткокрылых? – спрашивала она.
– Нет! – вопила Инид. – Не известно!
Ничего, сейчас Марджери ей расскажет. И она принималась перечислять: короткие, длинные, колючие, похожие на зубную щетку, похожие на птичьи перышки… Так проходил еще час.
А знает ли Инид, сколь сложен брачный обряд у жука-рогача? Представляет ли она, сколь велика разница между долгоносиком и листоедом?
– Ничего я не представляю! Прекрати это, Мардж!
– Ничего страшного, я сейчас тебе все объясню. Придвинься-ка поближе, Инид.
Вдруг где-то в недрах горы раздался оглушительный треск, земля покачнулась, и Марджери показалось, что целый склон отделился от горы и начал скользить мимо них, точно лишившаяся опоры столешница. Вместе с землей вниз устремились поваленные деревья, отломанные ветви, крупные камни и кипящая лавина воды, смешанной с листвой и мелкими осколками. Марджери обхватила руками Инид, а Инид – своего пса. Тесно прильнув друг к другу, они старались вжаться в землю, зарыться в нее в своем жалком убежище, но земля вокруг них содрогалась и ревела, словно начался Всемирный потоп. Охваченная смертным ужасом, Инид неумолчно рыдала, а Марджери, несмотря на ее рыдания, продолжала рассказывать об анатомии жука. Никогда в жизни она так не радовалась тому, что в мире существует столько различных жуков. При необходимости она могла бы развивать эту тему неделями.
К концу вторых суток ветер несколько утих, и дождь тоже сделал паузу. Этот возврат покоя Марджери восприняла как некий повисший в воздухе вопросительный знак. Она даже осмелилась выползти из их убежища, чтобы проверить, что осталось от их тропы, но не успела сделать и несколько шагов, как ветер поднялся снова. И задул еще сильнее, чем прежде. Слишком поздно Марджери догадалась, что это как раз и было «око бури», опасный миг краткого покоя, после которого все становится только хуже. Ветер мгновенно вырвал у нее из рук лампу-«молнию» и швырнул о землю с такой силой, что она с грохотом разлетелась вдребезги; осколков было такое множество, словно лампа была раз в двадцать больше размером. Марджери попыталась повернуть обратно, но и ее ветер швырнул на землю, так что к Инид она подползла на четвереньках, осыпаемая градом веток, листьев и камней. Она и сама несколько раз невольно ударилась.
– Мы погибнем! – крикнула Инид в две тысячи трехсотый раз. – Мы так и умрем тут, и никто, никто нам помочь не сможет!
Еще одну ночь они провели на горе. И снова всю ночь Марджери говорила, рассказывая что-то Инид. А потом, наконец, ветер действительно стал стихать, заметно посветлело, тучи начали уплывать за горизонт, и дождь лил уже не с такой неистовой силой. И Марджери сперва заставила себя выползти из земляного убежища, а затем вытащила оттуда Инид.
И они стали потихоньку спускаться вниз, по-прежнему так тесно прижимаясь друг к другу, словно были связаны веревкой. Инид совсем ослабела. А Марджери сорвала голос и охрипла. Но, как ни странно, в рюкзаке у нее уцелели и ботанизирка, и шлем, и вторая сетка для ловли насекомых. Мистер Роулингз тоже был цел и невредим. Но практически все остальное было утрачено. Прорубленная ими тропа оказалась засыпана мусором, ветками и камнями. Путь также преграждали упавшие деревья и скатившиеся сверху огромные валуны размером со шкаф. Мелкие камни хрустели под ногами, как осколки битой посуды; а пересекавшие тропу ручьи в некоторых местах были глубиной по колено. И от каждого клочка земли поднимался пар. Но влажный воздух был уже полон птичьего пения и свиста. Марджери, взвалив на плечи оба рюкзака, заботливо помогала Инид перебираться через упавшие деревья и преодолевать вброд водные преграды, неожиданно возникавшие у них на пути. Инид одной рукой поддерживала свой драгоценный живот, а другой цеплялась за Марджери.
– Инид, как ты себя чувствуешь? С ребенком все нормально? Он шевелится? Еще шажок, Инид. Ну вот, отлично получается. Продолжай в том же духе. Еще шажок. Замечательно! И еще один, и еще. Смотри, Инид, ветер-то почти улегся. Мы выжили. Мы справились. Мы скоро будем в безопасности. Выше нос, Инид!
– Да я в порядке, Мардж. И ребенок тоже. Только не могла бы ты перестать говорить, а? Пожалуйста! Ты столько говоришь, что я не могу думать.
Какая-то хищная птица все кружила над ними, словно пытаясь понять, живые они или мертвые и нельзя ли их съесть.
* * *
Просто чудо, что их бунгало уцелело. Оно не только осталось на месте, но и выглядело по-прежнему – а может, даже чуточку лучше. Кое-какие пальмовые листья с крыши ветер, правда, унес, но уж это-то поправить было легче легкого. И лесенки, ведущей в дом, больше не было, впрочем, она и так была сломана. Буря почти вдребезги разнесла круговую веранду-развалюху. А вот старый толь на крыше, как ни странно, уцелел и даже никуда не улетел, а лишь слегка расползся под ливнем. Дверь разбухла, зато теперь не так сильно болталась. Наверное, подумала Марджери, это бунгало пережило на своем веку столько нашествий циклонов, что хуже ему быть просто уже не могло. Оно как бы стало циклоноустойчивым. И Марджери испытала мощный прилив любви к этой жалкой хижине, которая отныне казалась ей самым лучшим жилищем в мире.
– Мы дома! – завопила Инид. – Мардж! Мы добрались! Мы дома! Мы справились!
Но без лесенки подняться в дом она не смогла. Марджери пришлось практически втаскивать ее туда. А потом и ее собаку.
Инид не просто ослабела за эти дни, но и стала весьма нервной, раздражительной. Когда Марджери открыла дверь в дом, оттуда буквально ринулись наружу самые разнообразные твари, включая живого угря, и, увидев это, Инид так пронзительно закричала, что даже сама опешила. А потом, в растерянности моргая, застыла на пороге, ибо внутри и впрямь творилось нечто невообразимое. В большой комнате на полу стояло целое озеро воды, и в нем плавали ветки, бумаги, банки «Спама» и останки тех образцов, которые они добыли, можно сказать, с риском для жизни. Со стены свалилась картина с младенцем Иисусом. Из кабинета Марджери ветром вынесло витрины с уже наколотыми насекомыми и банки с законсервированными образцами; почти все были разбиты вдребезги. Книги промокли насквозь.
