Он помотал головой.
— Слушай, хочу тут кое-что у тебя спросить, но если тебе сейчас не до этого, я могу подождать.
— Валяй. Мне не так хреново, как кажется.
— Куда течет Черри-Крик?
— Река или торговый центр? — Он потер щеку, щетина сухо зашуршала.
— Река, ясен пень. Куда может течь торговый центр?
— В районе Конфлюэнс-парк впадает в Саут-Платт.
— А дальше?
— Платт, Миссури, Миссисипи, Мексиканский залив.
— Черт, ну да, ясно.
— А зачем тебе?
— Да так, из любопытства.
— Еще чего рассказать, а то, может, глоток джина или мартини?
— Да нет, уже идти пора.
— Если что, там особо не порыбачишь, глубина два фута от силы.
— Спасибо, Пат. Тебе точно ничего не принести?
— Не надо.
— Ну ладно, я на работу.
— Давай, — сказал он. — А, чуть не забыл, вчера вечером звонили по твою душу.
— Что?
— Да позвонил какой-то чувак, американец, из полицейского управления Денвера, хотел узнать, не останавливался ли у меня кто-нибудь ночью двадцать второго июня. Может, двое мексиканцев, или австралийцев, или даже ирландцев.
— Вот дерьмище-то, и что ты ответил?
— Я сказал «нет», сказал, что у меня, бывало, останавливались какие-то платные постояльцы, но я не вижу смысла дальше об этом говорить.
— А он что?
— Поблагодарил, сказал, что это просто обычное наведение справок, и повесил трубку.
— Его звали Рэдхорс, так?
— Да, что-то лошадиное.
— Ты молодчина, Пат, ты правильно все ему сказал, он нас разыскивает с тех пор…
Пат поднял руку, желая, чтобы я замолчал. В его глазах была холодная уверенность.
— Я не хочу ничего знать, — сказал он. — Так будет лучше всего.
— Ладно. И знаешь, наверно, лучше не говорить ничего Джону.
Глаза Пата расширились, но затем он кивнул, и я с ним попрощался. Я совсем забыл про Рэдхорса. Вернее, на время выкинул его из головы. Если бы у меня осталось хоть сколько-то здравого смысла, я бы понял, что теперь уж точно пора валить прочь из этого города. Но я был уже так близко. К тому же крючок сидел во мне достаточно глубоко. Она сидела во мне…
Невероятно, но Чарльз уже был в офисе ОЗПА, взгляд у него был немного мутный, однако он явно успел принять душ, намазать волосы гелем, на нем был свежий льняной костюм, белая рубашка, галстук.
— Александр, — приветствовал меня он, широко улыбаясь, — а любишь ли ты сигары?
— Успешно съездил?
— Типа того. — Он засмеялся. — Вчера вечером я впервые толкал спич на публике.
— Ну и как?
— Отлично. Вот, держи, — сказал он и протянул мне серебряный футляр.
Чарльз рассказал, что в Аспене ему пришлось выступать перед переполненным залом, он завязал множество контактов и вернулся только сегодня утром. Он встречался даже с Ньютом Гингричем и сенатором Доулом. Чарльз сказал, что выступать с речью — почти то же самое, что читать лекции студентам, или делать доклад, или выдавать речёвку перед дверьми. Разница лишь в том, что тут приходилось читать с «Телепромптера»,[25]и это было непривычно.
— Ух ты, круто, ты что, сам писал текст доклада?
— Мы с Робертом. Он хотел поехать со мной, и Амбер тоже. А я отказался: подумал, что мне будет проще одному. Амбер говорит, ты ходил с ней в театр.
Я кивнул. Он улыбнулся в ответ. Вот весь он в этом. Собранный, умеет держаться, как раз те качества, что необходимы человеку, намеревающемуся попасть в конгресс. Прошлые подвиги тщательно скрыты — концов не найдешь. Тот тип мудака, который еще раз пять засветится в списке кандидатов на пост вице-президента. Не знаю, что за девица была эта Мэгги Прествик, но, клянусь, она стоила минимум десяти таких, как Чарльз. А уж Виктория Патавасти — больше сотни.
— Пошли, у нас намечается собрание, все приглашены, включая обслуживающий персонал.
— Прямо демократия, — пробормотал я.
Собрание представляло собой сольный концерт Чарльза. Он говорил о своем докладе и о совещании в целом, о том, что он встретил кучу сенаторов, губернаторов и членов конгресса. Сказал, что в ближайшие месяцы мы должны быть готовы к глобальным переменам в ОЗПА. Для Общества вырисовывалась перспектива попасть под крыло влиятельных консерваторов в качестве противовеса «Гринпису» и клубу «Сьерра», которые принадлежали демократическому лагерю. Это означало большие деньги, больше работы, возможностей для дальнейшего роста. Он не упомянул про шестое августа, но ему явно хотелось сказать об этом, я не сомневался.
Я посмотрел на Амбер. Красные слаксы, облегающий кремовый свитер, на голове — шляпа. Мне показалось, она выглядит как никогда. Амбер походила на Фэй Данауэй из фильмов семидесятых. У нее, видно, не хватило времени привести волосы в порядок, перед тем как неожиданно появился Чарльз. Было бы весело, если б он заявился пораньше, интересно было бы посмотреть, как она станет выкручиваться. Хватило бы у Чарльза духу прибить жену и любовника прямо в супружеской постели? Нет, слишком банально. К тому же повредит карьере.
Совещание закончилось, и, хотя Амбер явно нервничала, мне не терпелось поговорить с ней. Я стал проталкиваться в ее сторону.
— Симпатичная шляпка, — сказал я, и тут в нее врезался Эйб, отчего она пролила свой чай.
— Что? — спросила она, глядя на Эйба.
— Простите, — сказал тот извиняющимся тоном.
— Ничего, не обращай внимания. — И Амбер кивнула мне. — Что ты сказал, Алекс?
— Мне нравится твоя шляпка.
— Спасибо, Александр.
— Ты в ней похожа на Фэй Данауэй.
— Это которая все время играла всяких злодеек? «Бонни и Клайд»?
— Ну, не всегда. В фильме «Китайский квартал» она играла жертву.
— Тоже не годится, — сказала она с натянутой улыбкой.
— А здорово у Чарльза все прошло, и впрямь он произвел фурор.
— Да, но мне все же лучше было бы поехать с ним, пойти вместо этого в театр слишком эгоистично, — сказала она скорее самой себе.
— Но ты бы отвлекала его.
— Да, это его слова.
— В следующий раз, может быть, он всех нас пригласит, уверенности-то прибавится.
— Возможно, — ответила она и впервые за весь разговор посмотрела на меня.
