Увы, оторваться на Нике не удалось. Он, бросив на меня недовольный взгляд, скрылся в ванной, закрыв за собой дверь. Пока он там торчал, я успела надеть очередное платье из привычной расцветки золота с чёрным, расчесать волосы — пять раз, посмотреть в окно раз двадцать и обойти всю комнату.
За это время я даже успокоилась, пыталась рассуждать трезво и не давать верх эмоциям.
Все старания полетели в бездну, едва в комнату вышел свежий, довольный и переодетый в чистую одежду Ник. Вот это недоразумение, широко улыбаясь, глядело на свою руку, на которой рукав чёрной рубашки был небрежно закатан примерно до локтя.
Мне даже закатывать ничего не пришлось — у платья были лишь только толстые лямки, что делало руки полностью открытыми.
— Ты только посмотри, — с детским восторгом в голосе воскликнул парень, — он мерцает! Удивительно!
— Это не удивительно, это кошмарно, — была я с ним полностью не согласна.
Ник вздёрнул голову, удивленно посмотрел на меня, отрицательно покачал головой и опять уставился на эту ужасную татуировку, на которую я старалась вообще не глядеть.
— Нет, Варь, это удивительно. Тысячу лет таких ни у кого не было, а у нас с тобой появились. Это просто невероятно!
Его восторг меня ужасно бесил. Что может быть в этом удивительного и невероятного? Нам просто ужасно не повезло! И этим надо не гордиться, от этого надо как-то избавляться!
— Пошли к моему отцу, — хмуро решила я, — он император, он знает, что делать.
— Точно! — тут же согласился парень, как зачарованный проводя указательным пальцем по узорам, — Когда он узнает, что мы найрики, нас поженят и немедленно коронуют.
Я мгновенно расхотела куда-либо идти.
— Ты что, не понимаешь? — возмущенно посмотрела я на по-детски довольного парня, — Нам нужно от этого срочно избавиться! Я не собираюсь быть твоей избранной! Я вообще ни чьей избранной быть не собираюсь! И императрицей я тоже быть не хочу! Никакой коронации! Никакой свадьбы!
Вот после этого Николас разозлился. Да что там, он натурально озверел! Сощурил вмиг потемневшие глаза, сжал губы, заскрежетал зубами, даже кулаки сжал!
— Поздно, — прорычал он, не сводя с меня разгневанного жуткого взгляда.
— Поздно?! — прошипела я в ответ, чувствуя невероятную по силе ярость.
Она была столь горячей, что об неё можно было обжечься.
— Именно, дор-р-рогая, — рык исходил из самого горла парня.
— Я тебе не дорогая, — я тоже сощурилась, мечтая в этот момент задушить этого идиота.
В какой-то момент комната загорелась. Беззвучно, но столь сильно, что от чёрно-золотого пламени начали плавиться стены.
Мы с Ником этого не замечали, слишком увлеченные прожиганием друг друга яростными взглядами. А ещё мы с ним не слышали, как кто-то где-то кричит, как кто-то стучит в нашу дверь, как всю академию охватила паника.
Мы просто стояли в нескольких шагах друг от друга, взирали друг на друга едва ли не с ненавистью и не могли понять, как могли стать найрики. Только я не понимала, как это вообще произошло с нами, а Ник недоумевал на тему «почему сейчас, спустя столько лет, и с нами?».
К реальности мы вернулись только тогда, когда кто-то, ворвавшись в нашу комнату, взял и нагло швырнул в нас каким-то заклинанием! Вот только визитёр не подумал о том, что находится в эпицентре нашей магии, которая, как оказалось, весьма агрессивно реагирует на угрозы.
Прогремевший взрыв оглушил всю академию! Глупца с заклинаниями вдавило в стенку! А нас с Ником отправило в полет через непонятно откуда взявшуюся дыру в стене, чтобы вышвырнуть прямо на площадь! Да с какого этажа! Да на камни! Да прямо в толпу стремительно отступающих адептов!
— Видишь, что ты натворила?! — не обращая внимания ни на кого вокруг, заорал Ник, тыча в меня своим корявым пальцем.
Он, конечно, ровный был, но сути это не меняет. Он тыкал в меня пальцем!
— Ты больной? — возмутилась я в ответ, — Как я могла это натворить?
— Из нас двоих только ты не контролируешь своё пламя, — язвительно напомнил парень.
Я вспыхнула от стыда, но гнев был куда сильнее:
— Ты настолько слеп, чтобы не увидеть там чёрный огонь? — зло отчеканила я.
От злости уже не хватало воздуха, щеки пылали, тату на руке буквально огнём жгло. Хотя, погодите-ка, она же и так огнём выжжена!
— Я бы и рад увидеть, только твой золотой глаза слепит! — ядовито отозвался парень.
А по толпе тем временем прошёлся возбужденный шепоток:
— Смотрите! У них татуировка золотого дракона! Они стали найрики!
Собственно, как прошёлся, так и затих. Теперь все со смесью ужаса и восторга взирали на стоящих в центре нас. А нам было до них глубоко фиолетово.
Я в этот момент испытывала к Николасу такую ненависть, какой ещё никогда в жизни не чувствовала. Это чувство выжигало в моей груди огромную дыру, выворачивало кости, подогрело кровь на несколько градусов. Это чувство ослепило меня, затмив совершенно всё остальное.
И единственное, чего я хотела в этот момент — уничтожить того, кто являлся источником моих бед.
Ник забрал меня из моего мира. Ник притащил меня к родителям. Из-за Ника я оказалась в центре межмирового заговора. Из-за него по моей вине погибли два демона.
Из-за него появились эти треклятые татуировки.
Я и сама не поняла, в какой момент вдруг вскинула руку и ударила по Нику чёрно-золотым пламенем. Он не растерялся, поднял собственную конечность и ударил в ответ.
Два пламени с рёвом устремились навстречу друг другу, с оглушительным грохотом ударились друг о друга и истаяли без следа, оставив совершенно целых нас и перепуганных до ужаса адептов вокруг.
И только потом я поняла невероятное — наше пламя было идентичным! Одинаково золото-чёрным! Не веря собственным глазам, я поднесла ладонь к лицу, заставляя пламя вспыхнуть на ней, и с ужасом проследила за тем, как танцуют вместе всполохи золотого и чёрного.
Два пламени в одном. Как вчера вечером…
— Что ты сделала? — прорычал Ник и двинулся ко мне, всем своим видом показывая, насколько он зол.
Приблизился и остановился в каком-то полушаге, с яростью взирая на меня сверху вниз.
— Ударишь? — язвительно поинтересовалась я, без страха выдерживая его взгляд.
Ник решительно занёс руку, чтобы почти больно схватить меня за подбородок и рывком придвинуться ко мне вплотную, захватывая мои губы в жесткий плен.
Этот поцелуй был совершенно отличен от вчерашнего. Не было в нём нежности и боязливости, не было осторожности и интереса. В нём был весь наш гнев, вся наша ярость.
Мы целовались грубо, рвано, пытаясь то укусить друг друга, то оцарапать, но неизменно возвращаясь к этому наполненному безумием поцелую.