Надо бы радоваться, но не могу.
Несмотря на девяносто два года, он разыскал мистера Прайора, надел лучший костюм и приехал с побережья. И все ради человека, которого любил целую вечность назад. Сидит, уронив голову, как в молитве, и ждет, когда придут силы взглянуть в лицо тому, от чего когда-то отказался.
Мистеру Прайору остались считаные дни. Или часы. Смотрю на Джонни Уайта и ощущаю это как удар под дых. Он столько затянул… Так безобразно долго тянул…
Джонни Уайт поднимает голову. Молчим. Между нами по коридору пролегает тишина.
Джонни Уайт: Он умер?
Голос хриплый, срывающийся.
Я: Нет. Вы не опоздали.
Хотя вообще-то опоздал. Как, вероятно, больно было ехать в такую даль, зная, что сможешь только попрощаться.
Джонни Уайт: Не сразу его разыскал…
Я: Надо было сказать.
Джонни Уайт: Да.
Смотрит в пол. Делаю шаг вперед, наводя мост через тишину, и сажусь рядом. Это не про меня. Не моя история. Но… Джонни Уайт на пластмассовом стуле, понуренная голова… Вот как бывает, когда отступаешься.
Джонни Уайт: Боюсь туда идти. Хотел уже было сбежать и тут увидел вас.
Я: Вы приехали из самого Брайтона. Осталось только перешагнуть порог.
Приподнимает голову, как будто она налита свинцом.
Джонни Уайт: Думаете, он захочет меня видеть?
Я: Он, возможно, без сознания, мистер Уайт. Хотя, не сомневаюсь, ему будет лучше, если вы рядом.
Джонни Уайт встает, отряхивает брюки и приподнимает точеный голливудский подбородок.
Джонни Уайт: Ну… Лучше поздно, чем никогда.
Не глядя на меня, толкает двойные двери. Смотрю, как они раскачиваются.
Я бы, пожалуй, никогда не вошел. Впрочем, приводило ли это когда-нибудь к чему-то хорошему?
Встаю. Пора.
Я, обращаясь к ординатору: За морфий распишется дежурная сестра. Я выходной.
Ординатор: То-то я удивляюсь, что ты не в форме. Какого лешего ты здесь околачиваешься не в свою смену? Вали домой!
Я: Ага. Уже.
Два часа ночи; приглушенный Лондон погрузился во тьму и замер. Бегу трусцой к автобусу и одновременно включаю телефон. Сердце колотится в горле. Несчетные пропущенные звонки и сообщения. Теряюсь, не зная, с чего начать. Решать не приходится – телефон неожиданно оживает, вибрируя, и показывает незнакомый лондонский номер.
Я: Алло!
Голос у меня срывается.
Ричи: Ну спасибо, холера тебя возьми! Охранник уже бесится! Названиваю битых десять минут! Едва втолковал, что звонок один и что ты не берешь трубку. Кстати, денег у меня минут на пять.
Я: Ты как?
Ричи: Как я? Я-то хорошо, придурок ты эдакий, только убить тебя готов! И Герти заодно.
Я: Что?
Ричи: Тиффи не сказала «да»! Чокнутый Джастин ответил за нее, а ты и не заметил!
Останавливаюсь в десяти ярдах от остановки. Не в состоянии переварить. Моргаю. Сглатываю. Тошнит.
Ричи: Ага. Герти сорвалась на Тиффи, а Мо взбесился и наехал на Герти, мол, она дерьмовая подруга, не верит Тиффи, не потрудилась спросить, что и как, и сразу сделала выводы.
Обретаю дар речи.
Я: Как она?
Ричи: Ей станет гораздо лучше, если вы поговорите.
Я: Я уже и так шел, но…
Ричи: Правда?
Я: Да. Повстречал Дух будущего Рождества.
Ричи, удивленно: Не рановато?
Я: Говорят, с каждым годом оно наступает все быстрее.
Прислоняюсь к автобусной остановке. Подташнивает, голова кружится. Чем я только думал? Потащился на работу, потерял уйму времени!
Накрывает волна страха.
Я: Джастин не объявлялся?
Ричи: Джастин не пойман, если ты об этом. Но там Мо, и он считает, что Джастин сперва залижет раны и разработает новый план. У него, видимо, есть стратегия на все случаи жизни. Ты знаешь, этот говнюк узнавал через Мартина с ее работы, где она.
Я: Через Мартина… Гнида!
Ричи: Задался целью вас развести. Устроил, чтобы блогерша все сняла, и ты увидел.
Я: Господи! И я повелся!
Ричи: Братишка, пойди и все исправь, о’кей? И расскажи ей про маму.
Я: Что про маму?
Ричи: Да ладно, без психотерапевта ясно, почему ты бросил ее у суда и не пришел ночевать. Я понимаю, чувак, у нас обоих претензии к матери.
Подъезжает автобус.
Я: Не понимаю, какая связь…
Ричи: Из того, что мама всегда возвращалась к мужикам, которые смешивали ее с дерьмом, не следует, что Тиффи – такая же.
Я, машинально: Мама не виновата. Она жертва психологического насилия.
Ричи: Знаю-знаю, ты всегда так говоришь. Но когда тебе двенадцать, от этого не легче.
Я: Ты думаешь…
Ричи: Слушай, мне пора. Извинись перед Тиффи, скажи, что облажался, что тебя воспитала забитая мать-одиночка и тебе практически пришлось самому растить младшего брата. Подействует.
Я: Так то же вроде эмоциональный шантаж?.. И вдруг ей не понравится, что я сравниваю ее с матерью?
Ричи: Аргумент принят. Хорошо. Делай, как знаешь. Только разберись с этим, верни ее, она – лучшее, что у тебя когда-либо было в жизни. Слышишь?
67. Тиффи
Мы совсем забыли о еде, а теперь в половине третьего ночи на меня напал жор. Мо пошел что-нибудь купить. Оставил меня на балконе с большим бокалом красного вина и огромной миской печенек. Почти уверена, что печенье не мое, а Леона. Наплевать – если он думает, что я пойду замуж за другого, пусть заодно считает, что я воровка.
Уже не понимаю, на кого злюсь. От долгого сидения затекли ноги. Успела перечувствовать всю палитру эмоций, и теперь они перемешались в огромный и противный бульон несчастья. Единственное, что понимаю определенно, – мне жаль, что я вообще повстречала Джастина.
Вибрирует сотовый. Леон.
Я всю ночь ждала, когда на экране появится его имя. Сердце падает куда-то в живот. Ричи ему уже рассказал?
– Алло!
– Привет…
Надтреснутый и до странности незнакомый голос. Как будто из Леона выпустили всю кровь.
Тупо наблюдаю, как внизу мелькают машины. Жду. Моргаю. От света фар перед глазами вспыхивают бело-желтые полосы.
