Ела я почти машинально. Брике же явно был в восторге от поджаренных колбасок с чесноком и кардамоном, хрустящих румяных рогаликов, горчицы и сладкой спаржи. Я взглянула на него и по достоинству оценила и враз заблестевшие глаза, и румяные щеки. Этот мальчишка, несомненно, проворен, как дьяволенок.
– Послушай, Брике… ты действительно хочешь у меня служить?
– Ну конечно! Надо же мне у кого-то служить.
– Мне нужно видеть, каков ты на деле. Содержать тебя за то, что ты носишь мою сумку, я не намерена.
Мальчишка чуть не поперхнулся куском рогалика.
– Ваше сиятельство, со мной и сам черт не сравнится! Про мою ловкость знает все Сент-Антуанское предместье.
– Слушай, что я тебе скажу. Сейчас я дам тебе немного денег. Просто так, как жалованье.
– Угу, – кивнул он, вылизывая тарелку.
– Ты отправишься на Марсово поле и в военной академии разыщешь юношу по имени Жорж д'Энен. Понимаешь? Разыщешь подпоручика Жоржа д'Энена.
– Еще бы, мадам.
– Скажешь ему, чтобы домой не приходил, потому что у нас нет больше дома. Пусть приходит в гостиницу… черт, как же она называется? В гостиницу «Голубая роза». Потом ты придешь на площадь Карусель и найдешь отель де ла Тремуйль… Ты хорошо знаешь Париж?
– Я знаю даже парижские чердаки по обеим берегам Сены.
– Ну и прекрасно. Дом, который ты найдешь, опечатан Коммуной. Так что в него тебе придется попасть через окно. Можешь бить сколько угодно стекол, только попади в кабинет.
– Что, кража? – Брике вытаращился на меня в полном изумлении.
– Ты дурак, – сказала я ему в сердцах. – Это мой дом, какая еще кража? Я дам тебе ключ от бюро. Ты должен взять оттуда все бумаги и принести мне.
Пока дом был только опечатан, обыскать его еще никто не успел. И только благодаря этому я не в тюрьме. В бюро хранились секретные бумаги: дипломатическая переписка короля и королевы, письма отца и прочих эмигрантов, указания принцев, даже депеши графа д'Артуа. Нельзя допустить, чтобы все это прочитали. Надо передать документы Людовику XVI, в его железный шкаф…
Я протянула Брике ключ от бюро.
– Ты сможешь это сделать? Только не лги!
– Мадам, если бы вы знали, сколько раз мне приходилось лазать в чужие окна, вы бы не спрашивали…
Маленький плут явно хотел казаться большим мошенником. Я подумала, что если он останется верен мне и не отнесет бумаги в полицию, то я смогу рассчитывать на его услуги и в дальнейшем.
– Если сделаешь все это, приходи в «Голубую розу», – сказала я уже гораздо мягче. – Но будет очень жаль, если ты вместо этого отправишься в полицию.
– Фи, мадам! Я фараонов терпеть не могу.
Он выскочил из-за стола, нахлобучил свою явно украденную военную треуголку на голову и, сунув руки в карманы, двинулся к выходу. У самого порога сорванец дерзко плюнул под самые ноги хозяину и, распевая что-то фривольное, скрылся за дверью.
Я невольно улыбнулась и тоже вышла на улицу. После теплого зала зимний воздух показался особенно холодным. Солнце растаяло среди серых мокрых туч, я брела по лужам и тающему снегу, зачерпывая туфлями воду. Ветер дул так сильно, что мне приходилось придерживать полы плаща. В лицо без конца летели мелкие брызги то ли дождя, то ли мокрого снега, от чего поля шляпки опустились. Непогода, холод и слякоть изменили меня так, что я раздумала идти переодеваться и менять свой внешний вид. Я выглядела сейчас ничуть не лучше любой горничной. Всматриваясь в клочок бумаги, на котором рукой Дантона был написан адрес министра юстиции, я решительно шагала по улицам, выбирая место у самых стен домов, так как там воды было меньше.
У лавок то и дело вспыхивали скандалы. Который день не было ни мыла, ни сахара; кофе и табак так подскочили в цене, что были по карману разве что нуворишам.
Слышались гневные возгласы:
– Это вина спекулянтов! Банкиров-спекулянтов!
– Их все знают – это Клавьер, Боскари и Шоль!
– Отъявленные мошенники! А метят еще в министерство!
– Давно пора их вздернуть… Мы третий день пьем один кипяток, ни сахара, ни чая не видим.
– А Собрание – куда оно смотрит? Конечно, в их буфете все есть – и сахар, и кофе. Вот если бы они жили хоть с неделю так, как мы…
– Клавьер уже награбил столько, что отгрохал себе дворец в Сен-Жермене, да еще скупает имущество бывших. А Боскари, говорят, приобрел два алмаза величиной с куриное яйцо…
Я протискивалась через толпу с недовольной гримасой на лице. Эти люди еще могут жаловаться на отсутствие колониальных товаров! По мне, так я бы обходилась без сахара, если бы мне за это пообещали вернуть мой дом…
– Граждане! – перекрикивал всех худой юноша, всем своим видом похожий на якобинца. – Граждане, я не парижанин, я из Блеранкура. Но даже там все честные патриоты придумали, как проучить спекулянтов.
Молодость и редкая, необыкновенная красота юноши привлекли всеобщее внимание. Стройный, хорошо сложенный, он даже смахивал на аристократа. На чистый высокий лоб падали темно-русые кудри, огромные глаза излучали поистине зодиакальное сияние. Таких красивых мужчин я еще никогда не видела. Хотя нет… в его внешности было что-то мне знакомое… Что именно? Может быть, эта холодность, просвечивающая через невыразимо прекрасную оболочку?
– Ах, какой хорошенький! – взвизгнули в толпе девицы.
На юношу посматривали восхищенно и вместе с тем с опаской – уж слишком безупречен был его изящный костюм из верблюжьей шерсти, плащ и с шиком повязанный модный галстук.
– Я из Блеранкура, я Антуан Сен-Жюст… У нас в провинции якобинцы отказались от колониальных товаров. Они дали слово не употреблять ни сахара, ни кофе, обходиться даже без сигар, пока на них не упадут цены…
В толпе раздался взрыв хохота.
– Да он просто болван!
– Вот идиот-то, граждане!
– Катись отсюда, пока цел!
Я стала пробираться дальше. Уличные скандалы меня не трогали. И все же я вспомнила это имя – Сен-Жюст. Это ведь тот самый юноша, которого я встречала в кабинете отца лет пять назад. Тогда он украл столовое серебро, теперь стал якобинцем.
Пока я добрела до нужного места, было уже три часа пополудни. Еще немного – и начнет смеркаться. Воздух становился все холоднее. С приближением вечера лужи понемногу замерзали, начинался мокрый снегопад.
Дом министра, добротный желтый особняк с широким крыльцом, охранялся лучше, чем когда-то Версаль. Чтобы преодолеть расстояние от ворот до приемной министра гражданина Дюпора, мне пришлось истратить пять ливров – по одному на каждый пропускной пункт, охраняемый лакеем. В крошечной приемной все стулья были заняты. Усталая, я прислонилась к стене, наслаждаясь хотя бы тем, что здесь было тепло. Надеяться на то, что кто-то уступит мне место, было бы напрасно.
