– А вы… разве вы не можете мне помочь?
Он поднялся со стола, на котором сидел в продолжение всего нашего разговора, прошелся по кабинету, набивая трубку.
– Помочь вам? – свирепо прорычал он. – Я патриот!
– Но вы были так добры ко мне! Вы единственный, кто выслушал меня в этом учреждении!
– Я могу только дать вам два совета.
Я тяжело вздохнула. Значит, если уж Дантон отказывает, то дело действительно плохо. Как ни странно, но к этому человеку, который продавался направо и налево, я испытывала доверие. Ах, если бы он захотел помочь мне…
– Вы хотите выслушать их?
Я подняла голову, тыльной стороной ладони вытерла слезы на щеках.
– Дайте мне сначала воды.
Он протянул мне пожелтевший казенный стакан. Я быстро напилась, несколько раз поперхнувшись.
– Хорошо, я рада услышать от вас хотя бы советы. Что вы хотите мне сказать, господин Дантон?
– Прелесть моя, берегитесь Клавьера.
Я уставилась на него с ужасом и недоумением.
– Я говорю не о его старикашке отце, который лезет в политику. Я имею в виду молодого Рене Клавьера, самого крупного банкира во Франции и, возможно, в Европе. Берегитесь его.
– Н-неужели он приложил к этому руку? – спросила я заикаясь.
– Он имеет на вас огромный зуб. Не знаю, с чем это связано. Но мне совершенно ясно, что Клавьер вытащил вас из тюрьмы только затем, чтобы затолкать в полное безденежье. Если вы останетесь во Франции, он сделает это, и довольно быстро. Впрочем, своего он уже достиг. На его стороне миллионы и закон. Знаете, почему я лишен всякой надежды на то, что ваш дом можно спасти? Потому что его купит с торгов Клавьер, и это я знаю совершенно точно. А то, на что он положил глаз, от него не уходит.
– И что же я должна делать?
– Уехать, моя прелесть. И не дразнить его.
Я вздохнула так, точно у меня на плечах был огромный груз. Слезы на глазах высыхали, и ко мне возвращалась былая энергия.
– А какой другой совет?
– Он касается вашего остального имущества – тех крох, что остались. Исключая, разумеется, дом.
Я резко поднялась со стула, подалась вперед.
– О, говорите, говорите скорее! Я сделаю все, что вы скажете. Я хочу сохранить свой замок. И мне так нужны деньги!
– Вы должны пойти к этому крючкотвору, министру юстиции Дюпору. Он примет вас. Расскажите ему свое горе. Эта крыса поможет вам.
Удивлению моему не было границ.
– Поможет сохранить Сент-Элуа? Но почему?
– Тут есть одна тонкость. Вы ему понравитесь, – напрямик заявил Дантон. – По крайней мере, я так думаю. Дюпор сластолюбив. Если вы согласитесь удовлетворить его желание, он сохранит для вас замок. Я знаю, у него для этого достаточно лазеек.
Он усмехнулся тяжелой усмешкой и добавил:
– Видит Бог, будь я министром, я бы поставил вам такое же условие. Но у меня нет пока такой силы, как у Дюпора, и я не хочу вас обманывать. Вас и так еще тысячу раз обманут.
Я сидела, опустив голову. Чувство бессилия, полнейшей беспомощности обрушилось на меня и давило, как тысяча скал. Никогда я еще не попадала в такое положение.
– Он старый, да? – вырвалось у меня.
– Это зависит от того, как вы посмотрите на его возраст. Ему под сорок. Вы придетесь ему по вкусу, не беспокойтесь.
– О Боже!
Я мельком взглянула на себя в зеркало: лицо у меня было бело как мел, глаза пустые, губы плотно сжаты. Дантон перехватил мой взгляд.
– Ну-ну, вы должны радоваться хотя бы тому, что вы все знаете наперед. А один раз вытерпеть страсть министра не так уж страшно. Или вас сильно смущает мысль о том, кто вы и кто он?
Я сжала зубы.
– Да, смущает. И если он посмеет потом обмануть меня, я его прикончу.
– Вы говорите так, дорогая, будто имеете опыт.
Я вдруг вспомнила о безансонском гвардейце. Безлунная ночь, караулка, лампа на столе… Он приставал ко мне. И я убила его. Да, наверняка убила. И это меня никогда не мучило. Тогда я была в таком исступлении, что могла совершить все, что угодно. И я чувствовала, что встреча с министром способна возродить во мне то самое зверское исступление – чувство, которое много лет назад толкало Антонио убить Антеноре Сантони, а Винченцо – упрямо идти навстречу своей смерти.
– Вам надо слегка переодеться, – звучал у меня в ушах голос Дантона. – Этот человек не любит элегантных женщин. И постарайтесь говорить с ним так, чтобы он чувствовал, что вы от него полностью зависите.
Я поднялась, медленно, как сомнамбула, пошла к выходу. У самой двери обернулась.
– Мне будет очень трудно, да, сударь?
– Да, судьба к вам сейчас не благосклонна.
– Но еще ведь не конец игры. Я еще могу выиграть.
Стремительно, всем своим видом заставляя клерков посторониться, я спустилась по лестнице в вестибюль. Там меня ждал Брике.
– Вы плакали? – осведомился он. Я сжала его руку.
– Пойдем, – сказала я твердо, но безучастно. – И ради Бога, ни о чем меня не спрашивай.
8
Моему пажу ужасно хотелось есть: я это поняла, едва мы вышли из Ратуши на улицу. Да и я чувствовала сильный голод. Со вчерашнего вечера во рту у меня не было ни крошки, а тем временем часы уже пробили полдень. Мы брели по улицам по щиколотку в воде, разыскивая дешевый кабачок. Я знала, что в гостинице Дениза уже приготовила что-то, но идти туда мне не хотелось. Пока я была на улице, решимость не покидала меня.
– Мадам, но ведь сейчас везде дорого! – восклицал Брике. – Вы только подумайте, какие очереди у лавок. Значит, в трактирах и того хуже. Так уж лучше было бы ухватить хороший кусок в приличном месте и за приличную цену, чем хлебать помои в какой-то забегаловке, где тоже сдерут немало…
– Ты же знаешь, что у меня нет денег.
– Что, совсем?
– Есть, но мало.
– Так идемте к папаше Лантье! Уж где-где, а у него всегда еды сколько угодно.
Я приказала ему замолчать и поискать какое-нибудь менее блестящее заведение.
Брике нашел его мгновенно, прямо за углом, в подвале старого дома, помнившего еще, наверно, времена Генриха IV Вывеска гласила, что кабачок «Сюрпризы Дианы» является лучшим в Париже. Столь смелое заявление, отнюдь не соответствующее действительности, заставило меня ожидать только плохих сюрпризов.
– Ты, наверно, хочешь меня ограбить! – раздраженно сказала я, едва переступив порог.
Брике захныкал, а я невольно подумала, что становлюсь мелочной и склочной. Но что поделаешь, если жизнь так дорога, а в кармане у меня каких-то жалких сто ливров. И взять денег мне было негде. Если мне удастся спасти Сент-Элуа от секвестра, это будет чудо.
