Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
И вот так – вёрсты и вёрсты. Всё разное, всё непохожее… инекоторым образом повторяющееся. Сунешься не знаючи, вполне можно заплутать. Аведь Ковш был всего лишь южным пограничьем обширного края, где суши и воды былохорошо если поровну и о котором никто не взялся бы с определённостью сказать, чтоэто на самом деле такое: одно сплошное озеро, разделённое пятнышками иполосками суши, или всё-таки материк, необычайно изобилующий водой?..
Не приходится сомневаться только в одном, размышлялВолкодав, вслушиваясь в шум и рокот близкой реки. Здешним жителям можно ни вкоем случае не опасаться нашествия. Какой Гурцат сумеет заставить своё войскоодолеть десять тысяч проток, какие сегваны смогут разобраться в десяти тысячахостровов, а главное – чего ради?.. Воистину счастливый народ…
Подумав так, он в очередной раз поймал себя на том, чтоневольно облекает свои мысли в форму, сходную с присутствовавшими в книжныхтрудах. Примерно так, помнится, выражался Эврих, когда бросал на руку плащ ипринимался размышлять вслух, точно слушал его не дремучий варвар-венн, а всяшкола немеркнущего Силиона – сонмище мудрецов, облачённых в бело-зелёные одеждыпознания.
А что? Ещё чуть, и, глядишь, я сам начну книгу писать! Ведьдаже у Салегрина с Зелхатом про Озёрный край достоверного почти ничего нет…
Волкодав попытался представить, как это он берёт в рукиперо, добывает чернил и принимается марать добрые пергаментные листы…бесконечно ошибаясь, исправляя и чёркая, забегая назад и творя вставки о том ио сём, неизбежно забытом по ходу рассказа… Представил – и ощутил робость.
Вот Эврих, тот не робел. Умел как-то всё внутри себя пополочкам разложить… а потом сразу записать – и готово!
Следовало честно признать: существовали умения, о которыхему, Волкодаву, не стоило и помышлять.
Но, наверное, Эврих тоже с этим не родился?.. А стало быть,смогу научиться и я?..
Ответа не было.
И не будет – пока я не попробую…
Мысль не ведает удержу. Волкодав немедля вообразил, каквозвращается в Беловодье и этак небрежно выкладывает Эвриху толстую пачкуисписанных листов: «Глянь вот. Это как я через Озёрный край путешествовал…»
Венн зримо представил, что за дивное выражение лица при этомсделается у арранта, – и его поневоле разобрал смех.
Петлявшая дорога тем временем уже несколько раз выводила егок руслу речки, в которой он уверенно узнал Потешку. Самое правильное названиедля потока, вынесшего на своём пути весь песок и пляшущего теперь на крутыхлбах голых, до блеска отполированных валунов. Речка изобиловалаборзинами-перекатами, где чуть не половина воды превращалась в белую пену и свесёлым рёвом падала вниз. То-то хлопотно здесь станет по осени, когда вернётсяиз морских странствий и пойдёт на нерест лосось и начнёт прыгать и плыть,бешено превозмогая отвесные струи воды…
Люди редко строят себе дома при дороге, чтобы жить наотшибе. Мало ли кого принесёт ветром с пыльного тракта! Всегда легче, когда заспиной – многочисленная родня или, по крайней мере, соседи. Вот и Панкел СинийЛёд жил хотя опричь всех, но – на расстоянии нескольких поприщ от большогоселения по ту сторону устья Потешки. Пока тишь да гладь, можно ни с кем неиметь дела. А случись что – небось на крик о помощи сразу все прибегут.
Тхалет, Мааюн и Йарра (со слов отца) хвалили гостеприимствохозяина. Однако… Жилище Панкела Волкодаву не понравилось сразу и прочно.
То, что Панкел не был прирождённым озёрником, а предпочиталохотиться на матёрой суше, венн понял с первого взгляда. На кольях тынакрасовались черепа волков, медведей и оленей с лосями, не говоря уже о головкахмаленьких пушных зверьков. И уже это было непонятно и вселяло подспуднуютревогу. Дома у Волкодава тоже вывешивали на забор черепа… Но – принадлежавшиелошадям, быкам и коровам, чтобы стороной обходила всякая скотья хворь. А чегоради поднимать на колья мёртвые головы диких зверей? Чтобы души убитых животныхне пришли требовать справедливости?.. Но это могло означать только одно: хозяиндвора охотился на них без чести и совести. Ставил жестокие ловушки, да ещё и некаждый день обходил их, так что, к примеру, волк, провалившийся в ловчую яму иповисший на кольях, по трое суток выл, умирая… а потом уходил на Небожаловаться Старому Волку на беззаконие неправедного человека.
И к такому Панкелу молодые горцы обращали вязанное узламиписьмо, испрашивая дружеской помощи побратиму, которого надлежало передавать«из рук в руки» через весь Озёрный край, от одного селения к другому, до самогоРакушечного берега?..
Нет, что-то тут всё же не то. Или за несколько лет, показдесь последний раз бывали итигулы, многое переменилось, или я ничего не смыслюв здешних обычаях… что, конечно же, вероятней…
Из-за забора раздавался злой пёсий рык.
Волкодав прислушался и только покачал головой. Пёс ярилсявовсе не на него. То есть о его присутствии перед воротами четвероногий стражвовсе не догадывался, но не из-за отсутствия бдительности и подавно не попричине плохого чутья: просто был занят иным делом, гораздо более важным. Аименно отваживал кого-то, слишком близко и слишком дерзко подобравшегося спалкой.
Волкодав постучал в ворота. Последовало мгновение тишины, а потомрычание и лай сразу переменились. Венн услышал шаги по двору – и узнал их, кнекоторому своему удивлению… Вот стукнула отодвигаемая щеколда… Открыласькалитка, и Волкодав оказался носом к носу с Шамарганом.
– Ты!.. – мгновенно исполнившись неприязни,выдохнул лицедей.
Ты!.. подумал венн, но вслух, понятное дело, сказалсовершенно иное:
– Здравствуй, добрый человек… не знаю уж, как ты теперьсебя называешь. У меня дело к господину этого двора, именуемому Панкелом.
– Заходи, – буркнул Шамарган так, словно имелполное право пускать кого-то или не пускать. Волкодав вошёл внутрь и бережнопритворил за собою калитку.
Солнце катилось к закату, но давало ещё вполне достаточносвета, чтобы рассмотреть Панкелов двор.
Дом стоял на высоком подклете. Не из страха перед весеннимиполоводьями, их здесь, на берегах соединённого с морем Ковша, отроду не бывало.Просто ради защиты от сырости, неизбежно наползающей с озера. Амбары, такжеподнятые на сваях, чтобы верней сберегалось добро и съестные припасы… И –это-то в первую очередь притянуло к себе внимание Волкодава – под одним изамбаров обветшалая пёсья конура. Ржавая цепь, протянувшаяся на две сажени… Ипёс, когда-то давно, щенком ещё, посаженный на эту цепь. Да так с тех пор её ниразу и не покидавший.
Он был уже стар, этот кобель, в жизни своей не помнивший нипрогулок с хозяином, ни вольного бега и забав с красавицей сукой, вздумавшейпоиграть. К нему не ластились щенки, он не знал, что такое ежи, выкатывающиесяперед носом на лесную тропинку, и лягушки, прыгающие от испуга выше черничныхкустов… Не знал, бедняга, вообще ничего, кроме ошейника, цепи и бревна, ккоторому цепь была притянута прочным железным пояском. Да конуры, где зимойотчаянно сквозило изо всех щелей, а летом и вовсе житья не было из-за жары и расплодившихсянасекомых. Да ещё запахов, прилетавших из далёкого и недостижимого мира запределом забора…
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
