Неизвестно, затрагивался ли в ходе разбирательства вопрос о Петровых. Скорее всего, его рассматривали в курирующем внешнюю разведку Втором управлении МВД, но не увидели оснований для досрочного прекращения загранкомандировки. Вместе с тем не увидели оснований и для ее продления – вследствие как объективных претензий к работе Петрова, так и поступавшего на него компромата. Дыма без огня не бывает, так могли рассуждать. Допустим, посол невзлюбил резидента, начал писать на него жалобы, конфликт обострился, но ответственность лежала и на самом резиденте. Значит, не сумел наладить отношения, не научился работать с людьми, находить взаимовыгодные решения.
Проблема для Петрова заключалась и в изменении общего отношения к сотрудникам органов госбезопасности. Их переставали бояться, во всяком случае, в той степени, в какой это было характерно для прежних десятилетий, они все чаще становились объектом для критики. Это неизбежно отразилось на ситуации в загранучреждениях, где позиции «ближних соседей» пошатнулись. Владимир и Евдокия в полной мере ощутили это с приездом в Канберру нового посла.
Генералов закручивает гайки
Прибытие Николая Ивановича Генералова в октябре 1953 года было принципиально важным моментом для Петрова. Удастся ли найти с ним понимание? Если он будет человеком покладистым, не станет ссориться с резидентом, тогда все образуется и не придется ломать свою судьбу. Эти ожидания не оправдались.
Генералов оказался человеком непреклонным. Профессиональный дипломат, с солидным послужным списком. Успел поработать заведующим Вторым Дальневосточным отделом МИД СССР, политсоветником при советском представителе в Союзном совете по Японии.
Еще перед приездом в Канберру у него сложилось твердое мнение, что обстановка в посольстве оставляет желать лучшего. Он оценивал ее как крайне неблагоприятную. Работники – «разболтанные», коллектив – «нездоровый», раздираемый дрязгами и сплетнями. Отмечалось пьянство сотрудников[444]. Значительная часть вины за это, с точки зрения Генералова, лежала на Петрове. Новый посол знал, что думают о руководстве дипмиссией в верхах, и был настроен на жесткие решения. Если Лифанову не удалось приструнить Петрова, то это сделает он, Генералов.
Буквально через несколько дней после прибытия посол отправил в Москву телеграмму, в которой докладывал, что обстановка в посольстве еще хуже, чем он предполагал[445].
Он принялся укреплять дисциплину, пресекать склоки и наушничество. При этом не скрывал своего отрицательного отношения к своеволию «ближних», которых, как и все мидовцы, не жаловал. «Большинство работников этого ведомства, направляемых за границу, – писал он в документе, адресованном Молотову, – как правило, выделяются своим невысоким уровнем и плохой подготовкой… Чуть ли не главной и единственной своей обязанностью эти работники считали составление и посылку в центр всякого рода компрометирующих донесений на сотрудников посольства и других советских учреждений за границей»[446]. Деятельность Петрова, считал посол, полностью подтверждала эту оценку и отличалась низким профессиональным уровнем. Генералов характеризовал его как работника «посредственного».
Для начала посол и резидент схлестнулись на бытовой почве. Камнем преткновения стал любимец Петрова – Джек, которого после отъезда Лифанова Петров снова стал брать в посольство. Генералов вызвал его к себе и потребовал убрать собаку с глаз долой. Петров помрачнел, но вынужден был подчиниться.
Этим дело не ограничилось. Генералов снял Петрова с должности заведующего консульским отделом и направил в Москву оперативное сообщение с просьбой прислать ему замену. Вместе с тем он не требовал немедленного откомандирования «соседского дипломата». Это – радикальная мера, для этого нужна «убойная» аргументация, скажем, факты, позволявшие предположить, что Петров способен на предательство. Хотя посольство располагало данными о контактах резидента с Бялогурским и докладывало об этом в Москву, они не рассматривались как свидетельство готовившейся измены родине. Генералов считал эти контакты сомнительными, но для серьезных «оргвыводов» оснований у него не было. Позже он пояснял, что никаких мер не предпринимал, поскольку не располагал вескими доказательствами недозволенной деятельности резидента[447].
От немедленной отправки Петрова домой удерживало и понятное нежелание сокращать и без того небольшой дипсостав посольства. Каким бы ни был Петров, он все же являлся рабочей единицей, «штыком». Генералов вслед за Лифановым требовал от центра укрепления штата миссии советником и первым секретарем, но это требовало времени.
Итак, пребывание Петрова в Австралии затягивалось минимум на полгода. Нужно было подобрать человека на замену, оформить. Да и путешествие на пятый континент длилось тогда не одну неделю. Авиаперевозки были недостаточно развиты, отличались дороговизной, и советские дипломаты (за исключением экстренных случаев, одним из которых станет неудавшаяся «эвакуация» Евдокии Петровой) добирались до Австралии морским путем.
Петров, таким образом, получил выигрыш во времени, но время шло быстро. Он чувствовал, как вокруг него сжимается кольцо враждебного окружения. Все сотрудники посольства, включая Генералова, замечали, что резидент находился в состоянии повышенной нервной возбудимости, вел себя неуравновешенно. Это объяснялось реакцией на принятые дисциплинарные меры и страхом перед возвращением в Москву.
Очередной выпад был направлен против Евдокии. 20 ноября ее освободили от должностей секретаря и бухгалтера. Их отдали Р. В. Вислых, супруге недавно приехавшего первого секретаря. Когда Петров пришел требовать разъяснений, Генералов ответил, что его жена плохо справляется со своими обязанностями. Резидент возражал, указывая, что Евдокия не входила в разряд тех, кого принимали на работу «на месте», была назначена еще в Москве, но на посла этот довод не подействовал. Желая смягчить ситуацию, Генералов убеждал Петрова, что «лично к вам», мол, это не имеет никакого отношения[448]. Конечно, это было уловкой, что Петров прекрасно понимал.
Увольнение Евдокии было унизительным актом, да и посягательство на семейный бюджет Петровы восприняли болезненно. Раз уж отсылают в Москву, то хотя бы дали поднакопить деньжат! Но спорить было бесполезно.
Положение многократно ухудшило то, что Евдокия испортила отношения с женой Генералова. По всей видимости, ей было не дано мирно сосуществовать с супругами первых лиц. В один из тех дней Бялогурский обедал у Петровых и Евдокию прорвало: «Она – стерва, – говорила Петрова с чувством, – и не отвечает требованиям, которым должна соответствовать жена посла. Она не умеет одеваться, не умеет вести беседу, а её манеры… Мне приходилось повсюду сопровождать её – в магазины, на встречи с людьми, потому что она не имеет ни малейшего представления о языке или обычаях страны. И, судя по всему, не собирается усваивать их. Она ненавидит меня, так как я умею пользоваться косметикой, умею одеваться и знаю, как вести себя в обществе»[449].
