– Приподнимись-ка… вот и хорошо! Дай-ка я еще и одеялом тебя накрою…
Она и сама забралась с ногами под теплое одеяло, обхватила подругу за плечи, гладила по волосам:
– Катюш… никого нет… никто не приходил… это всего лишь сон… плохой сон, как всегда. Это просто луна на тебя светила! Надо было мне самой все проверить, окна закрыть… Ну, девочка моя дорогая… все уже позади… я с тобой…
Самым распространенным кошмаром подруги был один и тот же повторяющийся сюжет: черный силуэт, медленно подходящий к ней сзади и заносящий руку с молотком для удара. А когда эта черная тень, которую Катя наблюдала перед собой на белой стене, начинала опускать свое страшное орудие, Катя и кричала. Наверное, сегодня с ней произошло то же самое, когда лунный свет бил в глаза и стал той самой блестящей кафельной стеной, которая ей обычно и мерещилась. Наталья тихо вздохнула: хорошо было бы гипнозом полечить попробовать. Надо навести концы, что ж она, бедная девочка, всю оставшуюся жизнь будет вот так?
Алкоголь между тем сделал свое дело: Катины руки и ноги, ледяные и окаменевшие, снова стали теплыми, мышцы расслабились, а чувство испуга, отвращения и паника, охватившие ее, уступили место апатии, оцепенению… Не хотелось двигаться, говорить, сидеть бы вот так, и чтобы Наталья никуда не уходила, гладила ее и разговаривала с ней…
– Что тебе приснилось, моя хорошая? Хотя нет, лучше не говори… Нельзя рассказывать плохие сны до обеда – так меня бабушка учила. Это, наверное, все-таки луна виновата – такая она сегодня огромная… Полнолуние. И ты так громко кричала, что даже Антошка испугался… И сейчас у тебя еще сердечко колотится, как у воробья…
Кате было настолько стыдно признаться в том, что произошло на самом деле, что она решила: пусть лучше подруга думает, что ей действительно приснился дурной сон. Хотя то, что случилось здесь, на этой кровати, куда она никак не хотела снова лечь, иначе как кошмаром назвать было невозможно. Хотя сон ей тоже снился… Она так быстро уснула, как провалилась… и ей привиделся Тим… она так истосковалась по нему! Он подошел к ней сзади – совсем как тот, другой, черный силуэт из кошмара, – но он был не черным, а таким светлым! И от него исходило такое тепло! И он молча обнял ее, потому что уже не надо было ничего говорить… а она потянулась к нему – всем телом, всем своим существом… без остатка… совсем как тогда, когда они были вместе… счастливы… Она ощущала на себе его руки… губы… – и в какой-то момент вдруг поняла, что уже не спит! А рядом – рядом совсем не Тим!!! Неизвестно кто… что!.. Она закричала так, что, похоже, сорвала голос… отпрянула… отбросила от себя это чужое тело… которое когда-то так хорошо знала! Да, знала! И именно это было самым страшным и отвратительным – как он посмел! Она не давала ему повода… как он мог, как смел… воспользоваться!..
Она понемногу успокаивалась, приходила в себя, вновь обретала способность мыслить бесстрастно и логически. То, что случилось, – случилось. Она сама виновата. Именно она не заперла дверь, проигнорировала пижаму и не настояла на том, чтобы ехать к Наталье без своего назойливого поклонника. То, что с ней сейчас произошло, – отвратительно… ужасно. Но во всем этом была и одна светлая сторона: после того, что случилось здесь этой ночью, он просто обязан оставить ее в покое!
– Может, ты все-таки ляжешь в постель?
– Нет… давай еще так посидим, хорошо? – Она внезапно всхлипнула, потянула носом и заревела – утирая катящиеся градом слезы ладонью, простыней, своими волосами…
– Ну… моя маленькая девочка… Не надо так плакать… Все хорошо… Давай-ка я тебе таблеточку дам? А хочешь, я Тимуру позвоню? Он все-таки врач.
– Нет!!! – она снова чуть не закричала.
Позвонить Тиму… после того, что сейчас случилось вместо него с другим… это отвратительно… чудовищно… мерзко! Она ему изменила… она была в постели с Лешкой Мищенко… голая!
– Не буду, не буду… – успокаивающе заверила подруга. – Ты посидишь немножко без меня? Я только за лекарством схожу. Или давай вместе пойдем? Чайку выпьем…
– Наташ, ты иди… а я сейчас… только душ приму горячий… что-то согреться никак не могу…
– Ну конечно – ты ж на полу сидишь… – Наталья тихонько прикрыла дверь и ушла, оставила ее одну.
Из незакрытой балконной двери тянуло осенней сыростью, ночью… близкой рекой… запахом опавших листьев… и такой тоской, что слезы, которые она уняла усилием воли, снова закапали из глаз.
Она все продолжала плакать – даже в дэше, когда нестерпимо горячая вода лилась на нее, смывая эти гадкие, грязные, чужие прикосновения… под которыми были такие родные… которые тоже смывались… забывались… исчезали… как она могла их спутать – их – таких разных… как она могла… как она могла!..
* * *
– Слушай, у меня такое чувство, что все-таки ты решил жениться на мне из-за ребенка.
– А что, это плохо? – осторожно спросил Игорь.
Сегодня вечером они с Лилей побывали в ЗАГСе, где, внешне подшучивая и подсмеиваясь друг над другом, а в глубине души пребывая собранными, серьезными и какими-то даже просветленными, подали заявление.
– Ну… это неплохо… Это просто странно немного. Я бы сказала – это парадоксально. Обычно мужчины хотят иметь собственных детей, а не воспитывать чужих!
– Обычно мужчины… обычные мужчины, – пробормотал он. – И с какой стати Кирюха вдруг стала мне чужая? И что, тебя сильно волнует, что я не подпадаю под категорию обычных мужчин? Я так и обидеться могу… – иронически заметил он.
– Знаешь, иногда я смотрю на вас двоих и забываю, что Кирюха не твоя дочь, – честно призналась Лиля. – А потом… потом вспоминаю.
– А ты не вспоминай, – искренне посоветовал ей мужчина, к широкому плечу которого она сейчас прислонилась. – И вообще… Сейчас я скажу тебе то, что ты и сама, наверное, знаешь. Что однажды мы встречаем живое существо, удивительно похожее на нас самих… и вот тут главное – не пройти мимо. Притормозить. Понять, что без него твоя жизнь дальше будет неполной. И вообще, возможно, повернет не в ту сторону. Ну, кажется, меня сейчас и самого уже занесло не в ту степь… наверное, я слишком высокопарно выражаюсь…
– Нет, ты говори, говори… мне все это очень интересно!
Лиля даже привстала на локте, чтобы лучше слышать, потому что разговаривали они шепотом – совсем рядом в своей кроватке сопела четырехлетняя девочка, которая приходилась ей родной дочерью. Однако сейчас на ребенка предъявлял свои права и тот, кто лежал рядом с ней. Он тоже считал ее дочь своей собственной: пусть не по крови, но она явно была ему родной и близкой по каким-то другим параметрам… и связанной с ним какими-то еще более тесными и тонкими узами.
– Ну, как мне объяснить, чтобы тебе было понятнее? Знаешь, как говорят – собака похожа на своего хозяина. Василий хоть и не собака, но ужасно похож на меня. До этого у меня никаких животных никогда не было… а мимо него просто пройти не смог. Если честно, я его купил для одного маленького мальчика…
– С мамой которого у тебя тоже был роман? – чуть ревниво осведомилась Лиля. Это «чуть» в другом случае он, возможно, и упустил бы, но сейчас уловил очень отчетливо. Потому что рядом с этой женщиной и их крохотной девочкой все его чувства обострялись неимоверно. В такие моменты он, наверное, мог бы быть медиумом… читать мысли… двигать предметы силой взгляда.
