Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Макс Хэстингс полагает, что, с тех пор как Суту перестал заниматься непосредственными поводами войны и обратился к ее более глубоким причинам, волна пересмотра традиционной точки зрения ослабла и снова поднялась только после того, как в 2011 г. Макмикин заявил в своей работе, посвященной ответственности России, что «война в 1914 г. была скорее русской, чем германской». В том же ключе заявления следующих авторов: Сэмюэла Вильямсона (Samuel Williamson), сделанное им в марте 2012 г. на семинаре в вашингтонском Центре Вудро Вильсона, согласно которому «теория исключительной германской ответственности более не состоятельна»; Н. Фергюсона, утверждающего, что «главная ответственность лежит на британском секретаре иностранных дел сэре Эдварде Грейе»; К. Кларка, полагающего, что «Австрия имела право (entitled) на военный реванш в отношении государства-изгоя Сербии (rogue state) после убийства эрцгерцога Франца Фердинанда»[463]. Безусловно, представленная многоголосая точка зрения в известной степени отражает картину общественных настроений в 2014 г. И неважно, сколько других работ, высказывающих иную точку зрения, приурочено к годовщине. Ведь их не продвигают так же активно, как несколько перечисленных «радикальных».
Историки вроде Кларка, которые не могут оторвать глаз от южных Балкан, упускают из вида прочие националистические течения, имевшие место в Австро-Венгрии. Никогда не напишут они о деятеле итальянского ирредентизма словенского происхождения Гульельмо Обердане, приговоренном к виселице за неудачное покушение на Франца Иосифа в 1882 г. в Триесте. Сегодня его именем называют площади и улицы в Италии, а председатель итальянского сената сравнил его с Христом. Обердан состоял в группах, боровшихся за освобождение Триеста из-под власти Габсбургов.
Однако широкий компаративный подход не в стиле Кларка. Находясь во власти собственной «теории заговора», он упорно отвергает тезис Владимира Дедиера (часто им цитируемого), а также других авторов, доказавших, что существовало аутентичное боснийское молодежное движение, в котором родился замысел цареубийства и которое искало союзников с целью его осуществления. Британский профессор, убежденный в том, что имел место «экспорт» крамолы, игнорирует мнение американского историка Иштвана Деака, согласно которому после 1848 г. только общая армия удерживала Монархию от распада[464]. Единственное, что «признает» Кларк, так это то, что «тяжело» найти доказательства его теории, так как «нет реальных письменных свидетельств»[465].
Немецкий историк Первой мировой войны Герд Крумайх (Gerd Krumeich) в своем интервью парижской «Монд», приуроченном выходу его книги «Поджигание фитиля: кто начал войну в 1914 г.», не мог обойти вниманием книги Кларка и Макмикина. По его словам, полемика вокруг германской ответственности, которая то релятивизируется, то выставляется на первый план, длится уже почти целый век. Однако сегодня некоторые авторы впали в крайность. Во-первых, Макмикин в своей книге «Русские корни Первой мировой войны» переводит стрелки с Германии на Сербию и Россию – на государства, покрывающие акт терроризма. Немцы, по мнению этого исследователя, не имеют никакого отношения к «началу войны». Вторым назван Кларк, который, «умаляя значение вины Германии, возвращает из небытия трактовки 1930-х гг., а также пытается доказать, что все европейские лидеры слепо бросились в пропасть войны». Помимо этого, Крумайх отмечает еще несколько спорных положений в работах британского и американского исследователей. Так, Кларк «относится к сербам с таким предубеждением, что проводит параллель между их тогдашней позицией и политикой, проводимой Сербией во время современного югославского кризиса 1991–1995 гг.». Одновременно Кларк «оправдывает Вену, ультиматум которой ничуть не более неприемлем, чем тот, что НАТО предъявил Белграду в 1999 г.». Кларк обвиняет российское и французской руководство в том, что они встали на сторону Сербии, не приняв во внимание опасения Германии в связи с «окружением» ее территории[466].
Как и Анника Момбауэр, Крумайх проницательно указывает на еще один момент, способствовавший успеху книги Кларка в Германии (12 изданий к марту 2014 г.). Дело в том, что она созвучна «коренному изменению политической культуры нового поколения немцев»[467].
Французский историк Жан-Арно Деран (Jean-Arnault Dérens) тоже задается вопросом, действительно ли Балканы виноваты в том, что произошло в 1914 г.[468]Прежде чем обратиться к книге Кларка, он напоминает, что в долгой истории памяти о Сараевском покушении сохранился эпизод, в котором офицеры вермахта в апреле 1941 г. дарят Гитлеру мемориальную доску, которая напоминала прохожим об освободительном акте, совершенном Г. Принципом. Кларк советует читателям пересмотреть причины войны. По Дерану, он считает, что покушение вызвало войну, а не стало ее предлогом. Британец воспроизводит мрачный образ Балкан, созданный Робертом Капланом в книге «Балканские духи»[469].
Милош Воинович в своем глубоком и обширном критическом обзоре «Сомнамбул», как и многие другие осведомленные читатели, задает автору немало вопросов. Остановимся на тех моментах, которые подметил он один и которые заслуживают более пристального внимания. Воинович указывает на использование Кларком двойных стандартов в оценке государственных деятелей Антанты и Центральных держав. Например, «Кларк утверждает, что российское общественное мнение отличал шовинизм, что только Россию следует винить за гонку вооружений (с. 87 у Кларка. – М. Б.). Он также заявляет, что панславизм “ничуть не более легитимен, чем гитлеровская концепция «лебенсраума» (жизненного пространства)” (С. 279)». В связи с этим сербский историк задает вопрос: «Если Кларк упоминает «лебенсраум» в качестве примера нелегитимной политической платформы, то почему не поведает читателю, что концепцию жизненного пространства разделял не только Гитлер. Ее сформулировал немецкий географ Фридрих Ратцель (Friedrich Ratzel) именно в тот период, который охватывает книга Кларка. Влияние Лебенсраума в вильгельмовской Германии было очень велико, о чем можно судить и по книге Кларка (С. 179), приводящего слова кайзера о росте населения Германии и нехватке еды. В отличие от Франции, которая, как он рассказывал американскому послу, могла бы сдвинуть собственную границу на запад. Все равно ее восточные области недостаточно населены. Взгляды Вильгельма во многом совпадали с названной концепцией, однако Кларк от этого вывода уклоняется. Вместо этого он пытается убедить нас, что импульсивность императора не имела последствий»[470].
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
