Но раз уж неумение лгать никогда не входило в список моих добродетелей, я не сомневался, что эти соображения появятся к тому моменту, когда я ее увижу.
Я набрал номер, и через несколько гудков ее услышал.
— Рауль, привет… — в голосе Тани, звучала тревога. — Я только что подумала о тебе. Тут столько всего произошло…
— Привет. Что с тобой стряслось?
— Со мной ничего. С Маркусом. У него случился приступ, он потерял сознание прямо на выступлении… Оно оказалось сорвано. Мы провели всю эту ночь в больнице.
— Ужасно… Он пришел в себя?
— Да, буквально через полчаса. Бедняга чувствует слабость… Врачи обследовали его, но не нашли никаких причин. Мы на всякий случай были рядом, до утра. К счастью, приступы не повторялись…
— Все будет в порядке, — успокоил я ее. — Может статься, он переутомился в ходе турне. Или из-за своих ночных бдений в Паутине… Может быть, съел что-то не то — случаются ведь серьезные отравления — либо имеет аллергию на что-то, что было на концерте. Такое со всяким может случиться. С одной стороны, это серьезно. Но с другой, если врачи ничего не видят — есть надежда, даже уверенность, что все будет в порядке.
— Хорошо бы. — Таня вздохнула. — Мы все в растерянности. Мистика. Я не раз тебя вспоминала. Но ты меня несколько ободрил. Ты звонил…
— Чтобы договориться о встрече. Мы можем сегодня увидеться, или ты будешь занята в больнице?
— Нет. Состояние Маркуса стабильное, он чувствует себя вполне нормально. Мы решили дежурить у него поодиночке. Сейчас с ним Карл, клавишник, а моя очередь только завтра утром. Я бы очень хотела увидеться, приезжай в гости… Хотя нет. Мне тяжело сидеть дома… Может, встретимся где-то в другом месте?
— Я не против. В каком?
— Мне хотелось бы, чтобы там не было слишком людно. Я слишком переволновалась, устала от публики и осады журналистов.
— Хорошо, у меня есть на примете одно такое заведение. Правда, оно без претензий на статус ресторана для бомонда…
— Главное, чтобы там было тихо.
— Тогда это то, что нужно. В секторе 134-42 есть бар «Тихая Гавань». Когда за тобой заехать?
— Один момент, сектор 134-42, — я услышал, как она щелкает клавишами компа. — Нашла. Слушай, а это недалеко, я смогу приехать туда и сама. Но мне потребуется привести себя в порядок.
— Тогда буду ждать тебя там к восьми. Идет?
— Идет. Если я запоздаю — то ненадолго.
— Тогда договорились, не будем прощаться.
Я разъединил связь. До назначенного времени оставалось более четырех часов, которыми можно было распорядиться — так или иначе… Мой взгляд упал на карты, разложенные на столе перед монитором — в том положении, в котором я оставил их, гадая над записями Вурдалака.
Дьявол, Ангел, Смерть… Момент сбывшегося предсказания всегда похож на вспышку молнии во время ночной грозы. Сокрытый смысл будущего становится явным.
Дьявол означал Вурдалака и культистов — всех, кого я повстречал за эти дни. Он символизировал Жатву и прямо указывал на Предтечу. Ангел — это был я. Ну а Смерть… Смертей было предостаточно.
Провидческий сон, который я увидел накануне, дополнял это понимание. Поморщившись, я вспомнил, как сидел дома у Тани и позволял Бесу рыться в своей голове. Таня, находящаяся под прицелом у преемника Вурдалака, и город, опустошенный неведомым злом. Жатва…
Я опустился в кресло, и руки мои потянулись к картам. Собрав их, я тщательно перетасовал колоду и раскинул тот же расклад.
Теперь все выглядело иначе. Чтобы прояснить картину, я бросил карты еще несколько раз — уточняющими раскладами. Три карты повторялись в различных сочетаниях.
Всякий раз выпадала Королева Монет. Именно этот аркан ложился в центре, и чаще всего перевернутым. Венчала Королеву Смерть, старая знакомая, а под ногами ложилась карта-причина — Верховная Жрица.
Вокруг всего этого рассыпались веером карты, принадлежащие к масти Мечей. Конкретизируя ситуацию, они кружили в сумасшедшей, не предвещающей ничего хорошего пляске, — и я погружался в нее, прикрывая глаза и освобождая подсознание…
«Королева Монет… — твердили главные карты. — Стерегись ее коварства».
«Ты будешь обманут и познаешь отчаяние, — накладывался на это шепот арканов окружения. — Обманчивая внешность врага приведет тебя к поражению. Земля скрывает в себе тайну».
Я чувствовал во всем этом женское начало и, открывая глаза, видел неизменную Королеву Монет. Мне виделась в ней черноволосая женщина. Именно она главенствовала над ситуацией, все вращалось вокруг нее. Больше ничего я понять не мог.
«Смерть и отчаяние, — звучало фоном. — Обман и поражение. Твердь расступится под твоими ногами…»
— К черту, — пробормотал я, скидывая карты в кучу. — К черту все эти гадания. Собирался ведь завязать с этим делом!
Раздраженно встав, я закурил.
Неизвестно, как насчет пользы гаданий, но время, потраченное на душ, кофе и сигареты, пошло впрок. Самочувствие нормализовалось, и для закрепления эффекта мне следовало позавтракать — пусть этот завтрак и становился настолько поздним.
Я отправился на кухню и открыл холодильник, под завязку набитый едой. Запаса консервов и полуфабрикатов хватило бы, чтобы выдержать месяц в осадном положении. Никогда не бывший прихотливым и всегда ограниченный во времени, я питался так еще при службе Проводником…
Те времена, наполненные поиском людей с даром, выглядели настолько отдаленными, что могли вызвать легкую ностальгию. Хотя я получил ранг Паладина всего двенадцать дней назад, события набрали с тех пор такие обороты, что смахивали на полноценные боевые действия, театром которых был весь этот город. Штурмы и обороны, засады и отступления, фугасы и авианалеты… Суетные времена Проводника канули в прошлое, но армейские рационы остались в настоящем, вписываясь в него идеально.
Разорвав два сухпайка, я выбросил порошок «Напитка молокосодержащего «М-12». С первого глотка он окутывал ароматом кипяченого молока из детства, но уже со второго отдавал резкой химией. За ним в мусор полетела прочая ерунда, которая мне никогда не нравилась, — наподобие кофейных таблеток и концентрата, из которого вместо обещанного горохового супа получался какой-то клей для обоев.
Я растворил в горячей воде два брикета перловой каши, добавил туда содержимое банки сосисочного фарша и перемешал все это с пакетиком «Соуса томатного острого, для спецпотребителя». Пристроив возле тарелки жестянку с ветчиной из офицерского пайка, я разорвал пачку галет и принялся за трапезу.
Ничто не омрачало мой аппетит, разве что мысли о гадании, которые я старался держать подальше от еды. Дело как раз подходило к десерту, состоящему из кофе, крекеров и повидла — офицерского, поскольку обычное было ничем не лучше подслащенного солидола, — когда услышал вызов.
