— Буй сломан, — сказал Шрам.
— Починим, — сказал я.
Но Шрам мне не поверил. Он видел, как плавали чинить, и не починили, утонули. А я не видел, пришел неизвестно откуда и фантазирую.
— Вряд ли. И Обезьян не разрешит буй чинить. Сейчас у него власть. А привезут продукты, он и дня не проживет.
— Починим не починим, завтра не будем в глупые игры играть. Встанем и будем стоять, — сказал Якут.
Шрам покосился на Волынца.
— Заложат дежурному, он к старшему охраннику пойдет, и нас вне очереди на жаркое. Так бывало. Скажи, Моряк.
— Бывало.
Волынец потянулся, как будто спать захотел, и пошел к выходу.
— Эй, Волынец, кипяток забыл, — окликнул его Шрам. — Договаривались на печке не оставлять.
Волынец устроил на лице улыбку и вернулся.
— Забыл.
Шрам вдарил ему в подвздошье, повалил на пол.
— Заложить хотел?
Волынец промычал, что не хотел. Шрам подождал, когда он отдышится, и помог подняться, посадил на шконку, принес кружку с кипятком.
— На голову вылить?
— Не надо. Не пойду я никуда. Мне-то что, я сегодня пожрал. Со 2-м сектором разбирайтесь.
Шрам отдал ему кружку.
— Да, завтра их очередь. Моряк, ты из 2-го сектора. Бунтовать будешь?
— Буду.
Шрам вышел на середину барака.
— Тихо, народ! Слушай сюда. Пацаны у нас появились толковые. Они могут буй починить. Жилин — инженер по автоматическим системам связи. Починят и попросят срочно прислать продукты. Для этого надо отказаться играть в «последний-мертвый».
Я встал рядом со Шрамом.
— Мы починим кнопку.
— Обезьян тебя убьет, — сказал Волынец.
— Мы с Николаем Кожиновым нашли самолет. Старый, но мы его сможем отремонтировать. Я предложу Обезьяну обмен. Мы ему покажем, где самолет, а он разрешит сплавать к бую и попросить продукты. Все получится, помогите нам.
Колонисты молчали. Слишком много информации, слишком важное решение надо принять.
Моряк сказал за всех:
— Оба дизеля на ход! Дернули весело, под шум винтов, ребята!
И колонисты разом начали спорить, повскакивали со шконок, подошли. Меня спрашивали, убеждали, кто-то, зажав уши ладонями, кричал от страха или от дури психической.
До ночи спорили. И ночью тоже.
А утром молчали. И я ни в чем не был уверен.
Прогулка началась как обычно, разве что мороз вдарил: минус 14° на градуснике и ветер. Колонисты ходили по секторам, толкались, смотрели на Обезьяна.
— Закончить прогулку! 2-й сектор на месте, остальные приготовились к игре!
— Последний — мертвый, господа!
Колонисты дернулись по привычке. Мне показалось, что они побегут в барак и всё повторится. Но толпа, всколыхнувшись, замерла. Колонисты смотрели теперь не на Обезьяна, а на меня. А я стоял спокойно, выпрямив спину.
— Мухой срыгнули, твари! Последний — мертвый!
Охранник еще не понял, что происходит. Обезьян соображал быстрее, спустился вниз.
— Опять бунт. И не надоело вам, господа? — И охраннику: — Тревогу бей!
Затряслись банки.
По тревоге подбежали охранники и члены совета — с топорами, молотками и щитами, сделанными из самых разных материалов: досок, консервных банок, кастрюльных крышек. Обезьяну принесли кувалду.
Охранник на вышке продолжал греметь банками.
— Последний — мертвый! А кто стоит и не бегает — тоже мертвый. Срыгнули, твари! Господин начальник колонии, разрешите…
Якут бросил камень, разбил ему голову.
— Аплодисменты Якуту!
Обезьян похлопал. И Гога Звягинцев тоже.
— Отличный бросок. Спасибо тебе. Надоел шум, в голове звенит. Итак, чего вы хотите, господа, я слушаю.
Я подошел к воротам. Обезьян стоял за спинами членов совета, прятался от камней осторожный pithecos.
— Мы предлагаем сделку. Ты нам разрешаешь сплавать на буй связи и попросить еды, а мы тебе…
— Мне ничего не надо, у меня все есть. И в сделки с бунтовщиками я не вступаю.
Обезьян корчил шутовские рожи членам совета и охранникам. Те улыбались, делали вид, что смешно им. Обезьян жестами показывал, что он сделает с бунтовщиками. Наверное, он подбадривал свое войско. Или себя.
— Хватит кривляться.
Обезьян и мне рожу скорчил.
На вышку поднялись охранник и Лёша Паштет, в руках у него я заметил самодельный лук и колчан со стрелами. Охранник прикрывал своего начальника щитом.
— Мы нашли самолет. Гидросамолет. Он в хорошем состоянии, можно отремонтировать, — сказал я.
Саша Краснодеревщик засмеялся. Но больше никто не смеялся.
— Ты согласен. Обезьян?
— Самолет — это здорово, господин Жилин.
Обезьян подошел вплотную к воротам. Я услышал его дыхание.
Охранники прикрылись щитами, выставили перед собой топоры и молотки.
Но и красные вооружились камнями, палками, чугунными печными конфорками.
— Соглашайся, Обезьян, — сказал я. — Или мы выйдем и убьем вас всех.
Я услышал за спиной голос Сипы:
— В щиты не кидать, бейте по ногам.
Соображает Сипа, надо его похвалить, он любит, когда я его хвалю.
Лёша Паштет натянул лук, прицелился.
Обезьян поднял кувалду.
— На штурм!
Охранники открыли ворота, в них полетели камни. Охранник-меломан упал с перебитыми ногами. Остальные отступили.
Якут попал камнем в Лешу Паштета, тот ни разу не успел выстрелить. Охранник на вышке не знал, что ему делать, раненого начальника держать или щитом его прикрывать. Он бросил и щит, и начальника, спасаясь от камней, спрыгнул с вышки, сломал ноги.
А Лёша Паштет упал во двор. На него навалились, придавили. Шрам крикнул, чтобы не убивали, помучили, как он людей мучил. Но кто тут слушать будет. Передали топор, Моряк отрубил голову, отфутболил за ворота.
Не успел я пообщаться с Лешей Паштетом. Оно и к лучшему. Когда Обезьян решал, что со мной делать, Леша Паштет не обернулся. Но если бы обернулся и узнал приятеля по первичной экспертизе в 5-м отделении ПБ № 3 имени Скворцова-Степанова, он захотел бы мне рассказать про особенности поведения насекомых-мертвоедов в условиях Новой Земли. Он бы меня посадил на бочку голой жопой, и я бы слушал о рационе питания сетчатокрылых, перепончатокрылых и щетинкохвостых, а также о привычках леммингов, которые в сутки съедают пищи в 2 раза больше собственного веса, спят всего час, в остальное время жрут и срут. Я бы его слушал, а лемминги меня жрали по кусочку. Интересно, они жрут всё подряд, или сначала выбирают самые вкусные кусочки, или, наоборот, сначала невкусные, а потом вкусные? И какие кусочки у меня самые вкусные?
