— Он размышляет над этим. Он хороший парень, — негромко проговорил отец, а мама со стуком открыла буфет.
Даниэль поманил меня к себе.
— Послушай, — прошептал он. — Мы сейчас войдем, и ты будешь вести себя так, как будто это лучший день в твоей жизни. Не говори ничего о Моралес, хорошо? Я справлюсь с этим.
У меня даже не было шанса ответить, прежде чем Даниэль одним чересчур сильным движением закрыл за нами дверь. Наверное, стук услышали даже в Броварде.
Мама высунула голову из кухни.
— Привет, ребята! — слишком жизнерадостно сказала она.
— Привет, мама, — ответила я с фальшивой улыбкой.
Меня подташнивало, я была расстроена и чувствовала себя виноватой. И мне было трудно смириться с тем, что такова моя жизнь.
Мы вошли на кухню и увидели, что отец сидит за столом. Вокруг его глаз появились темные круги, он выглядел более худым, чем обычно.
— Ну, разве это не мои давно пропавшие дети? — с улыбкой сказал он.
Я вытерла влажный лоб и подошла, чтобы поцеловать его в щеку.
— Как прошел день, малышка?
Даниэль кинул на меня через плечо многозначительный взгляд.
— Отлично! — заявила я с преувеличенно большим энтузиазмом.
— Мара помогала мне подготовиться к вечеринке-сюрпризу в честь Софи, — сказал Даниэль, открыв холодильник.
О?
— О? — сказала мама. — Когда праздник?
Даниэль вытащил яблоко.
— Сегодня вечером, — сказал он, откусив кусок. — Мы отправляемся через пару часов. У вас есть какие-нибудь планы?
Мама покачала головой.
— Где Джозеф? — спросила я.
— У приятеля, — ответила мама.
Я открыла было рот предложить, чтобы родители куда-нибудь выбрались, но Даниэль меня в этом опередил.
Мама посмотрела на отца.
— Думаю, ваш папа порядком занят.
Папа взглянул на нее. В его взгляде была тысяча непроизнесенных слов.
— Наверное, мне не помешал бы свободный вечер.
— Чудесно, — сказал Даниэль. — Ты его заслужил. Мы с Марой собираемся еще кое-что распланировать, а потом я ненадолго прикорну перед вечеринкой.
Господи, я могла бы прямо сейчас расцеловать Даниэля.
— И я тоже, — сказала я, следуя его наводке.
Я клюнула маму в щеку и быстро повернулась, прежде чем та успела заметить, что я в поту. Потом направилась к своей комнате.
— Итак, вы настроились на сегодняшний вечер? — крикнула мама вдогонку.
— Ага! — ответил Даниэль.
Я кивнула и помахала, не оборачиваясь, прежде чем завернуть за угол коридора.
За углом мы с Даниэлем встретились.
— Даниэль…
Он поднял руки.
— Не за что. Просто… Расслабься, хорошо? У тебя такой вид, будто тебя сейчас стошнит.
— Думаешь, они купились?
— Да. Ты хорошо справилась.
— Но как же дело папы? Он не может его бросить, не может бросить из-за меня…
Я с трудом сглотнула и попыталась вернуть себе душевное равновесие.
— Завтра, до того, как появится Ной, я подниму шум до небес, мол, ты отлично справляешься. Как сильно ты помогла на вечеринке.
— Ты удивительный. Правда.
— Я тоже тебя люблю, сестренка. Иди ложись.
Мы с Даниэлем направились к своим комнатам. Уже стемнело, и волоски поднялись у меня на загривке, когда я проходила мимо семейных фотографий. Я повернула в другую сторону, к стеклянным дверям, выходившим на задний двор. В коридоре были включены лампы, отчего темнота снаружи казалась непроницаемой. И, странно, всякий раз, когда я приближалась к стеклу, меня охватывало чувство, что там кто-то есть, прямо там, снаружи: нечто крадущееся, нечто жуткое, нечто… Нет. Ничего. Ничего там нет.
Я добралась до своей комнаты и метнулась к столу, на котором стоял пузырек с «Зипрексой». Спустя неделю мама доверяла мне настолько, что оставляла пузырек в моей комнате. Я не помнила, принимала ли я нынче утром лекарство. Наверное, нет. Вот откуда вся эта история с Моралес — то, что она умерла, было простым совпадением. Подавилась. Совпадение.
Я вытряхнула таблетку на трясущуюся ладонь, швырнула в глотку и проглотила без воды. Она прошла по пищеводу медленно, болезненно, оставив горький привкус на языке.
Я скинула обувь и, забравшись в постель, зарылась лицом с прохладные хлопковые простыни.
Когда я проснулась, было далеко за полночь — второй раз в жизни я проснулась из-за того, что кто-то колотил в окно моей комнаты.
Меня охватило ощущение дежавю, словно влажное шерстяное одеяло, колючее и неудобное. Сколько раз мне еще предстояло это пережить?
Шагнув с кровати, я вслепую, нервничая, прокралась к окну. Сердце мое прыгнуло в глотку, когда я открыла жалюзи, приготовившись увидеть лицо Джуда.
Но это кулак Ноя замер, не постучав еще раз.
44
На нем была потрепанная бейсболка с надвинутым на глаза козырьком, и я не могла хорошенько разглядеть его лицо, видела только, какое оно измученное. И сердитое.
Я раздвинула жалюзи, открыла окно, и в комнату рванулся теплый воздух.
— Где Джозеф? — немедленно спросил Ной с ноткой паники в голосе.
Я потерла ноющий лоб.
— В доме приятеля, он…
— Его там нет, — сказал Ной. — Одевайся. Мы должны идти. Сейчас же.
Я попыталась привести мысли в порядок. Паника еще не началась.
— Если его там нет, мы должны рассказать родите…
— Мара. Послушай меня, потому что я скажу это только один раз.
У меня пересохло во рту, и я облизнула губы, ожидая, пока он договорит.
— Мы отправляемся на поиски Джозефа. У нас мало времени. Мне нужно, чтобы ты доверилась мне.
В голове моей был туман из-за прерванного сна и недоумения. Я не смогла сформулировать вопрос, который мне хотелось задать. Может, потому что все это было не по-настоящему. Может, потому что я спала.
— Торопись, — сказал Ной, и я заторопилась.
Я натянула джинсы и футболку, но ушибла палец, когда обувалась. Тот запульсировал болью, и я сдержала шквал проклятий, которые мне хотелось прокричать. Я посмотрела на Ноя, но он глядел в другую сторону, туда, где на улице горел фонарь. Он жевал изнутри щеку; челюсти его были напряжены. В выражении его лица было нечто опасное. Готовое взорваться.
Одевшись, я положила ладони на подоконник и выпрыгнула на влажную траву. Покачнулась, потеряв равновесие. Ной потянулся, на мгновение поддержал меня, потом поспешил вперед. Мне пришлось пуститься вприпрыжку, чтобы его догнать. Набухший влагой воздух толкал меня в грудь, и я догнала Ноя не без труда.
