не от сути и души, как это делали боги.
Без поддержки младшего брата своего, Творцы не могли долго поддерживать свет, дарующий жизнь, и одновременно с тем разбираться с проблемами новоявленных смертных. И обернулись они тогда Светилами своих миров, чтобы дарить им свои силы, заняв тем место ушедшего в Безвременье Абеша, оставив управление народами на них самих, избрав каждому достойного правителя, а приглядывать же за ними должны были боги Светлого и Тёмного Пантеонов. Став Светилами, Творцы потеряли возможность как-либо вмешиваться.
Но без внимания и справедливого суда Творцов жутко расплодившиеся смертные не могли уже разрешить свои конфликты и погрязли в бесконечных и бессмысленных войнах.
Глядя на то, как были несчастны живые смертные, как страдали они почти каждый свой миг, как взывали к нему, моля и надежде и чуде, Таиш сошёл с ума от ужаса и боли, от несправедливости и неправильности происходящего.
Он видел, что в Белом Городе, в обители его старшей сестры, Саинэ, души существовали в умиротворении, свободные от мирских забот и переживаний.
От жизни.
От тела.
Вот только войти в Белый город могла не всякая душа, а лишь раскаявшаяся и простившая себя. Остальные были обречены на вечные скитания по Пустоши или на бесконечный круг перерождений.
И тогда Таиш, благодаря молитвам отчаявшихся сильнейший из богов, решил всех спасти — и тем спасти и самого себя.
Он видел надежду только в беспробудном Мраке, в котором чувства и мысли становились бессмысленными, бесполезными, в котором существовало только блаженное ничто, где не была света жизни, где сама суть мирозданья теряла свою силу. Но в отличие от Хаоса тот Мрак не разрывал, не поглощал, не уничтожал всё в него попадавшее, а лишь обволакивал и искажал, делая себе подобным.
И был тот Мрак бескрайним, вечным и непостижимым, лишённым звездного света и внимания Творцов. Противоположное всему тому, что создала Праматерь, всё, что осталось от Хаоса, который если и существовал теперь где-то, то явно за пределами Ианэ и защищавших её Граней Безвременья. Жаждая создать обитель для спасённых им душ, соткал Таиш из того Мрака Бездну.
Он гасил Светила одно за другим, губя целые миры и забирая их народы в свои чертоги, где они могли бы быть свободными от жизни и страдания. Где они могли бы стать счастливыми и вечными.
Но не учел Таиш, что лишившиеся света, прикоснувшиеся к его Мраку души искажались, становясь обречёнными уже на бесконечные муки — не способные жить и не способные окончательно исчезнуть.
Не замечал этого обезумевший от боли этих душ Таиш, Убийца Светил, продолжая губить миры до тех пор, пока Аран, бог войны, не сразил его, запечатав вместе с искаженными душами во всё той же Бездне.
Не под силу Ему, наречённому Стражем Жизни, было уничтожить старшего брата и его слуг окончательно, мог навредить Он смертным Своей божественной силой, уничтожить оставшиеся миры, пытаясь.
И тогда создал Он из душ бывших народов Цавербы цав'ен, детей умирающей Солы, чтобы хранили они и оберегали свой мир от Разлома и недобитых Тварей.
Из душ драконов, детей золотого неба А'Ксаана, Он создал драконий же народ, дав им племенную суть и почти человеческое тело.
И стали шесс'ен и цав'ен последними темными народами.
С победы над Убийцей Светил началась Третья Эпоха.
Ранее уважаемые в Ианэ тёмные народы стали гонимы и ненавидимы за дела одного из своих богов, хоть и были они созданы уже после его заточения, хоть и были они созданы для того, чтобы оберегать от тварей остальные миры. Не желали светлые внять этой истине, выбрав веру в предрассудки.
…А чтобы не рассорились меж собой уже сами горячекровые шесс'ен, чтобы не стали последние драконы вновь чинить козни другим смертным, Аран принял смертный облик, и зачал сильнейшей из смертных дев сына.
И нарёк Он Своё дитя Эйреном Талэ, Стражем Крови.
И несла династия имя это, знаменуя о своей принадлежности к крови сильнейшего бога. И вела династия Талэ свой род от победителя Убийцы Светил, и всякому дитя этого Дома, кого благословил Прародитель, покорялись драконы, признавая в том потомка Первого Владыки, потомка Стража.
Так длилось много веков, пока великий дом не выродился, потеряв благословение своего Прародителя, пока освобождённые от клятвы драконы не покинули мир золотых небес, пока Прорыв и падение империи не знаменовали начало Четвёртой Эпохи.
И длилось она, пока Верные не искупили вину своего народа, пока не вернулось к последним Талэ благословение и не послал им Страж сильнейшего из Своих потомков, пока не нарек Он его собственным же именем.
И покорил юный Владыка драконов обратно, и принял их новую клятву, и вернулся с ними под золотые небеса, чтобы занять принадлежавший ему по праву трон и восстановить империю.
И с коронацией юного Владыки началась Пятая Эпоха.
Да, да, да, и шёл уже девятнадцатый день десятого месяца восемьдесят седьмого года Пятой Эпохи…
Очередной обычный день.
Обычное начало недели.
Обычная проповедь в Храме Трёх.
Жрицы Стража вещали о святости и богоизбранности его семьи, а Шани было тошно.
Боги в предках?
А есть они, эти боги?
Если и есть, то почему так равнодушны они к страданиям смертных? Неужто боятся стать новыми Убийцами Светил?
Как же всё это было гадко…
Ола рассказывала, что у лед'ен было своё летоисчисление, и им не было дела до аксаанских Владык, что и не удивительно, у них собственных хватало, история спящего народа не менее богата и удивительна, чем у драконьего.
У лед'ен счёт лет шёл от коронации Литы.
Были ещё те, кто угодливо предлагал королю Хар-Ани, уничтожившему Тау-Ри-Эвен в его первоначальном варианте, назвать своё правление новой Эпохой, и сторонников у этого было на удивление много, но сам Чёрная Птица не считал себя равным своему великому предку и на подобное предложение только разозлился.
Потому, пока на А'Ксаане шёл восемьдесят седьмой год, на Леде недавно встретили две тысячи триста пятый.
Летоисчисление Нетала и Аритума никогда не интересовали Шани, это были всё же одни из самых отдаленных миров, с которыми у империи почти не было торговых отношений и в принципе причин для какого-либо сотрудничества.
А вот Цаверба всё ещё считала годы от Прорыва, для них Четвёртая Эпоха не заканчивались, и его царственного отца они считали не более чем узурпатором и поработителем обретших свободу шесс'ен.
Видимо, именно освобождением Братского народа они оправдывали своё вероломное нападение девять лет назад.
Шани помнил свой ужас тех лет — когда началась война, ему
