ней, словно меня некогда и не существовало.
— ААА-АА!!!
Я резко вскакиваю! Сердце мечется, словно обезумевшее, в глазах мерцает, голова раскалывается! Обхватываю себя руками, ощущая ледяной пот и холод, жуткий холод!
— Малыш, ты в порядке? — слышу я взволнованный голос.
Всё на миг замирает. Этот голос… я знаю его… я знаю! На глазах наворачиваются слёзы, я не могу их контролировать! Руки закрывают лицо! Нет! Я боюсь посмотреть!
Нежные пальцы касаются моей руки. Я дрожу, я не верю. Нельзя смотреть, нельзя! Нет, нет, нет!
— Марк, всё хорошо, — нежно говорит она.
Я медленно убираю от лица ладони, словно боясь спугнуть видение. И вижу её. Матушка. Она сидит рядом с моей кроватью и смотрит с лёгкой улыбкой. Длинные тёмные волосы спадают с плеч, лицо бледное, немного печальное.
«Этого не может быть… это наваждение, она умерла, да и я тоже», — судорожно размышляю я.
— Это ведь сон? Ты ведь умерла? — спрашиваю я у ведения.
Она немного удивляется, тонкие брови приподнимаются. Матушка протягивает руку к моему лицу и хватает двумя пальцами за щёку! Ай! Больно!
— Разве можно такое матушки говорить? — ребячески усмехается она, — Провалялся, значит, целую неделю в горячке, а проснувшись, вместо того чтобы обнять мать, что от тебя ни на шаг не отходила, выдаешь такое?
Боль, я чувствую боль! Это не сон!
— Мама… — дрожащими губами говорю я. Она отпускает щёку, — Мама, мама…
Она протягивает руки ко мне и обнимает, нежно, с любовью. Я чувствую её тепло и такой знакомый запах, ради которого готов был убить кого угодно. Мне становится спокойно, всё, что было, превращается в ничто. Всё, что я пережил до этого, теперь кажется таким нереальным.
— Мама, я скучал, очень сильно скучал, — голос звучит хрипло, в горле першит.
— Малыш, ну что ты? Всё хорошо, всё в порядке, — растроганно говорит она и нежно отстраняется меня, — Подожди немного, я принесу воды.
— Нет, не уходи! — прошу я.
— Я совсем скоро вернусь.
Она встаёт и выходит из комнаты. А я смотрю на её тонкую фигуру, такую родную. Я думал, что в моей жизни не было любви. Но я ошибался, она всегда была — только её у меня отобрали.
«Что же это такое? Я слишком чётко помню всё, что происходило до этого: о зверлингах и моей смерти, о предстоящем бое и побеге, — раздумываю я, — Неужели всё это было следствием горячки, болезненной иллюзией? Нет, не думаю, слишком красиво. А всё красивое слишком быстро умирает».
Я оглядываюсь, вокруг моя комната, в этом я уверен. Обычная комната — обычного мальчишки. Не считая стойки с клинками и кинжалами, да нескольких деревянных тренировочных мечей. Но разве это странно для рождённого в клане убийц? Наверное, нет.
«В клане убийц? Вот оно что…»
Я встаю и прохожусь по комнате, ощущая стопами грубый ворс ковра, ослабленные ноги подкашиваются, и я падаю. Встаю, и мир мутнеет, вращается, и свет озаряет комнату.
И вот я уже посреди широкой мощеной площади. Идёт дождь, крупные капли ударяют об обнажённый торс. Дышать тяжело, руки наливаются железом. Глаза вперены в мощенку, и странный страх не даёт их поднять, не позволяет двинуться. Сковывающий, непреодолимый ужас, какой ощущается при встрече с неизбежностью.
Рарх! Гремит яростный гром, а за ним приходит яркая лиловая вспышка молнии, отражающееся во влажном камне! Изо рта вырываются пар, и сквозь шум дождя я слышу:
— Ты мой позор! Мерзкий выродок, не имеющий права называться сыном! — кричит яростный, нечеловеческий голос, — Утроба твоей матери, видно, сгнила, раз изрыгнула такое убожество! — кричит он, а я, ощущая горячий гнев и горькую обиду, но не смею поднять глаз, хоть как-то возразить ему.
«Что со мной?! Этот ублюдок поносит мою мать, а я дрожу, словно дворняга на холоде!» — подумал я и сжал челюсти до боли.
— О мёртвые боги, за что мне… такой сын… — с отвращением проговаривает он.
Что?
Дыхание перехватывает, глаза наливаются кровью! Шейные позвонки трещат! Тело! Слушайся меня, твою мать!!! С хрустом я дёрнул головой и встретился с ним взглядом! Серые глаза с зрачками-точками, они удивлённо уставились на меня, а я с искажённым лицом на него! Дыхание срывается, горло сдавливает неведомая сила… Я выворачиваюсь, пытаюсь расцепить невидимые руки!
— ААААААРХ!!! — взрываюсь я звериным, неистовым рёвом загнанного хищника!
Тонкая отцовская бровь дрогнула, а уголок губ слегка приподнялся. Что это?! Ебучее одобрение?! УБЛЮДОК!!!
Коленные чашечки, кажется, взорвутся, ноги дрожат, но я пытаюсь встать! Во что бы то ни стало! Воздух кончился, я держусь из последних сил!
Делаю шаг навстречу!
Он улыбается.
Я протягиваю руку, тянусь к нему!
Он делает шаг навстречу, словно помогая.
— Я… знай, помни… я убью тебя, убью, УБЬЮ-ЮЮЮ!!! — реву я, словно отголосок грома.
БА-БАМ!!! Гремит гром, словно узаконивая моё обещание. Свет меркнет… Вспышка молнии разрезает небо, и последнее, что я вижу, — это озаренное лиловым светом удовлетворённое лицо отца.
— Убью… даже если сам… умру.
Мир вокруг вновь меняется, а вместе с ним, словно и не было, исчез гнев и ярость. Теперь я был спокоен, а вокруг раскинулось огромное пшеничное поле. Молодая зелёная пшеница колышется на лёгком ветерке. Вдали высятся горы с ледяными пиками, и необъятное небо раскинулось бескрайним океаном.
В руках у меня длинный лоскут плотной ткани. А сбоку слышаться шорох шагов. Я поворачиваюсь и вижу мужчину. Невысокий, но хорошо сложенный, с громадными мускулистыми руками, покрытыми замысловатыми татуировками, и в монашеской мантии с оторванными рукавами. Губы скрыты за седыми кустистыми усами, а лысина блестит, словно полированный нефрит. Прищуренные глаза за не менее усов кустистыми бровями внимательно следят за мной.
«Я… помню его… Авелий Фари, он обучал меня контролю тела, алхимии, морали. Его приставил ко мне тот ублюдок. И это он написал мне письмо о матери», — всплывают воспоминания, словно они и не исчезали. А исчезали ли?
— Нечего не хочешь мне сказать? — спрашивает он высокомерно.
— Да вроде нечего…
«И что я должен сказать, черт возьми?» — возмущаюсь я.
— Марк… Марк, Марк и Марк… — проговаривает он, сцепив руки за спиной и прохаживаясь вокруг меня, — Марк, Марк, Марк…
— Да что?
— Хм… Ты не Марк…
Моё сердце замирает! Что! Он это понял? Это не может быть простым воспоминанием!
— Я
