Юлей, но о своих чувствах молчал. И Юля молчала тоже. Первый шаг так и не был сделан.
И кто знает, сделали бы они его вообще, если бы не Саша, которая, вернувшись после реабилитации, уговорила мать съездить в больницу.
– Зачем, Саша?
– Хочу Артему что-то сказать.
– Что?!
– Мама, ну как ты не понимаешь! Я же ему сказать хочу!
– А мне?
– А тебе – потом!
Артем к желанию Саши отнесся со всей серьезностью.
– Хорошо. Давай поговорим.
Катя смотрела, как жестикулирует дочь, что-то объясняя Артему, и гадала, что же так растревожило ее девочку. А ответ был прост.
– Почему ты ей не скажешь?
– Кому и что, Саша?
– Юле. О том, что она тебе нравится.
– Это сложно…
– Что тут сложного? Вот вы, взрослые, странные! Ты же ей тоже нравишься!
– Я заметил.
– Тогда почему молчишь?
– Сашка, ну как тебе это объяснить… У меня ни кола ни двора. Я снимаю маленькую комнату недалеко от больницы и пройдет еще немало времени, прежде чем я смогу позволить себе нормальное жилье. А Юля… У нее все в порядке. Я же видел, на какой машине она приезжает.
– И что?
– А то, что парень должен что-то предложить своей девушке, понимаешь?
– А что, разве любви мало? – Саша с интересом разглядывала Артема. – Мало, да?
– Иногда ее просто недостаточно…
Саша дальше слушать не стала. Она дернула Артема за полу халата, заставляя нагнуться, и шепнула ему на ухо то, что заставило врача прыснуть от смеха и погрозить ей пальцем:
– Не безобразничай!
– А как тебя еще назвать?! Ладно, я пошла!
Ухватив Катю за руку, Саша заторопила мать:
– Поехали!
– Куда?!
– К Юле!
– Саша! Она работает!
– Ничего страшного! Она будет рада меня видеть!
Кате ничего не оставалось, кроме того, чтобы рассмеяться и вызвать такси.
С Юлей Саша тоже провела беседу. И результат не заставил себя ждать.
Закрывая вечером салон, Юля была полна решимости. Если уж маленькая девочка увидела то, что она сама от себя скрывала, то, может, пора перестать терять время?
Артема она заметила не сразу. Темная, долговязая, такая знакомая фигура шагнула ей навстречу, и истинной музыкой прозвучало простое:
– Привет!
А спустя еще несколько месяцев лавочка во дворе Юлиного дома опять загудела.
– Парня себе завела! Кто такой?! Ничего не понять! Вещи привез, а ничего про него неизвестно! Мало ли! Девчонка одна совсем! Облапошит еще ее!
– Да вроде приличный!
– Ой, Григорьевна, много ты понимаешь! Твои-то с виду тоже приличные, а творят что попало! Сама говорила!
– Надо бы отцу Юлькиному позвонить! Пусть приедет и разберется!
– Так здесь он!
– Да ты что! Когда приехал?
– На днях его видела. Что-то будет, я вам точно говорю!
– И что же?
– А вот увидим!
И они увидели.
И Юлю в белом, совершенно невероятном платье, которое, наконец, позволило всей лавочке разглядеть татуировку на ее спине и заставило ахнуть даже «продвинутую» Григорьевну.
И Артема, который вел свою невесту, исподтишка грозя пальцем хохочущей Сашке, которая только что «продала» ему Юлю и теперь была очень горда собой.
И Катю, которая ревела не переставая, поминутно поправляя фату подруге и отмахиваясь от вопросов.
– Да дай ты мне пореветь от радости, а?! Это же не те слезы… Хорошие…
И странных людей, которые приехали к подъезду Юли с цветами и обнимали девушку так, словно она была им родной.
И никто так и не понял, кто были эти люди.
И почему Юля, перед тем, как сесть в машину, подобрала повыше подол платья и скинула вдруг туфли на высоком каблуке, заявив, что ей нужны кеды, потому что в такой обуви, которую придумали для невест, за руль садиться нельзя.
И почему Артем, легко подхватив свою невесту, усадил ее в машину, а потом сам завязал ей шнурки на кедах, которые притащила из багажника запасливая Катя.
– Все не как у людей! – гудела лавочка, глядя на отъезжающие машины.
– Так фифа же!
– Ага! Фифа и есть!
Экзамен
– Надоело! Хватит! Если ты не прекратишь мне выедать мозг, я вообще ничего сдавать не буду! Просто не пойду на экзамен! Возьму и не приду! Что ты тогда делать будешь?! А?! – София швырнула рюкзак в угол прихожей и стянула с головы шапку.
Мать ничего ей не ответила. Просто покачала головой и ушла на кухню.
Соня скинула куртку и собралась уже было пристроить ее вслед за рюкзаком, но передумала. Открыла шкаф, аккуратно повесила ее на вешалку и вздохнула.
Вот, елки-моталки, опять поругались… И как всегда на пустом месте!
Ну почему маме всегда нужно лезть к ней с расспросами и наставлениями. Что она, маленькая?! Или с головой не дружит?
Да помнит она прекрасно, что сегодня занятия с новым репетитором. И нечего ей об этом твердить каждые полчаса!
Конечно, Соня утрировала. Мать не теребила ее, твердя снова и снова одно и то же. Просто спросила, помнит ли дочь о том, что ее ждет, уже третий по счету в этом году, преподаватель русского и литературы. Но Софию настолько задевало то, что мама ее все еще пытается контролировать, что вспышки гнева стали для нее уже привычкой и проявлялись даже тогда, когда необходимости в них совершенно не было.
Соня вымыла руки и уставилась на себя в зеркало, висевшее над раковиной.
Красотка, что и говорить! Прыщи, курносый папин нос, и матушкины рыжие космы. Сколько раз Соня просила, чтобы мать позволила ей перекраситься! Но та ни в какую! Твердит, что красота – дело наживное, и Соня ей еще спасибо скажет.
Ага! Сейчас! Бежит и падает Соня! Все люди как люди, а она одна как чучело огородное! Косы… Какие, к лешему, косы?! Кто их теперь носит?!
Соня невольно улыбнулась, вспомнив, как расстроилась мама, когда ненавистные косы были острижены почти под корень тупыми детскими ножницами из старого школьного набора для поделок. Других Соня просто не нашла. Зажмурившись, сжала зубы и почти пилила тупыми лезвиями упругие пряди, предвкушая мамино изумленное:
– Сонечка, зачем?!
Да затем! Затем, что надоели все! Раскомандовались! Это ее жизнь и ее правила! И она будет делать так, как ей заблагорассудится!
Все твердят о том, что надо слушаться. А зачем? Зачем ей их устаревшие понятия о жизни?! У нее же своя! Такая, какая им и не снилась! Как они могут понять, чем она дышит, если у них в ее возрасте даже интернета не было?! Как жили-то тогда вообще? Непонятно! И ведь не объяснишь, что теперь все по-другому! Что не
