странных очках, с перемотанным лейкопластырем стеклом, покорила Юлю мгновенно. Без всякого стеснения она ухватила девушку за руку и потянула за собой, тыча пальцем куда-то вверх:
– У тебя орехи есть? А семечки? Что, вообще ничего?! Чем же ты тогда белок кормить будешь?
– Каких белок?
– Таких! С хвостами! Их тут в парке знаешь сколько?! Мы с мамой их почти каждый день ищем! Она говорит, что я им столько орехов скормила, что они скоро с веток падать начнут, потому что толстые станут!
– Не начнут. Они прыгают все время и потому не потолстеют.
– Да? – девочка с сомнением глянула на Юлю и рассмеялась. – А ты – умная!
– Не. Не очень.
– Почему?
– Потому что учусь еще.
– А-а-а. Понятно. Ой, я забыла!
Девочка очень серьезно протянула ладошку Юле и представилась.
– Александра Николаевна Лебедева.
– Красиво… – Юля осторожно пожала детскую ручонку, стараясь не задеть приклеенную пластырем «бабочку». – Юлия Андреевна Плотникова.
– Вот теперь мы знакомы!
Детский смех колокольчиком зазвенел под соснами больничного парка, и Юля увидела, как посветлело на мгновение лицо Кати.
В следующий раз на встречу с новыми знакомыми Юля приехала уже с полными карманами орешков…
О том, как продвигается лечение Саши, Катя рассказала Юле не сразу. Они, познакомившись ближе, будто шагнули на тонкий лед у берега и потихоньку зашагали по нему, ступая не спеша и осторожно, стремясь не нарушить то хрупкое доверие, которое установилось между ними.
– Сделать что-то можно?
– Да. Это не приговор. Уже нет. – Катя грела руки о чашку с чаем в кафе у салона. – Когда я пришла к тебе в тот вечер, мне сказали, что шансов почти никаких.
– Ясно…
– А потом приехал новый хирург. Артем Сергеевич… И сказал, что это еще не все…
– А вот тут не понимаю. Почему ты плачешь тогда? Катя! Ведь это же хорошо!
– Вчера Сашу прооперировали. Она в реанимации пока… А меня выгнали оттуда… Сказали, чтобы пришла завтра… Мне страшно, Юль… Так страшно, как никогда в жизни не было… И поделиться этим страхом мне совершенно не с кем.
– Ты одна? А где отец Саши?
– Ушел от нас еще до ее рождения. Я ведь не белая и не пушистая, Юль. И Сашку я родила для себя, просто использовав того, кого сочла достойным стать ее отцом… Я его не любила, понимаешь? И он об этом знал… Точнее, узнал, когда я ждала ребенка. Поэтому его в нашей жизни и нет… Понимаешь?
– Не особо, но это неважно. Что было, то прошло. И есть Саша…
– Да, есть…
– Не смей! Есть и будет! А ты не имеешь права!
– На что?
– На то, чтобы опустить руки и сдаться! Слышишь?! – Юля почему-то почти кричала. – Глянь на свои руки! Тебе плохо видно? Мне кажется, я выбрала нужные цвета, чтобы надпись была хорошо видна. – Юля ухватила за запястье Катю, выворачивая ей руку. – Ты должна… Нет! Ты просто обязана сделать так, чтобы имя твоей дочери не осталось только памятью, написанной мной, поняла?!
– Не кричи, пожалуйста… Я слышу…
– А если слышишь, то прекращай ныть! Это ничего тебе не даст! Дело надо делать!
Катя ревела, словно ребенок, не поднимая глаз на Юлю, а та, каким-то десятым чувством понимая, что пришел тот самый момент перелома, не мешала ей, строгим взглядом прогнав сунувшихся было к столику официантов.
– Воды принесите, пожалуйста.
Тот вечер и ночь они провели в салоне Юли. Говорили, молчали, плакали, смеялись… А утром Юля усадила теперь уже подругу в машину и отвезла ее в больницу.
– Я пойду с тобой.
– А у тебя есть время?
– Катя, ты совсем странная… – Юля вздохнула и полезла в свой необъемный рюкзак. Порывшись там, она протянула Кате расческу. – На! Причешись! А то ребенок тебя испугается!
С Сашей все обошлось. Руки Артема, которого Юля уже через месяц стала называть просто по имени, сотворили чудо.
– А скоро я смогу белочек увидеть? – грустная Саша сидела на кровати в своей палате и вредничала.
– Скоро! Вот выпишут тебя, и мы поедем в Москву с Юлей. Там, знаешь, сколько белок в парках?!
– Зачем?
– Что зачем?
– Поедем в Москву?
– Потому, что так надо, солнышко. Операцию тебе сделали, но это же еще не все. Теперь нужно научить твои глазки видеть как следует. А это лучше сделать в Москве. Дядя Леша, друг Юли, уже договорился, и тебя примут там на реабилитацию.
– На ре… что? Нет! Не говори! Я у Юли потом спрошу!
Саше уже было неинтересно все, что скажет мама. Ведь странное длинное слово, похоже, означало только одно. Они поедут с Юлей на большой машине далеко, и это, совершенно точно, будет весело. Потому что все что угодно будет веселее, чем эта унылая палата, серый осенний день за окном и грустившие под дождем деревья, на которых не было видно ни одной белочки…
– Мам!
– А?
– А Артем с нами поедет?
– Нет. У него работы много! И, Саша, я уже говорила тебе, что нельзя называть взрослого человека просто по имени!
– Мне можно!
– Это еще почему?
– Потому что он мою Юлю любит! – Сашка рассмеялась, когда Катя от удивления раскрыла рот.
– Болтушка! Ты с чего это взяла?!
– А разве не видно? Мам! Ну ты как маленькая! И Юля такая же! Я ей говорю, а она не верит! – Саша совсем по-взрослому покачала головой, и Катя удивилась в который раз тому, как много видят и понимают дети.
Не заметить чувства Артема к Юле, которая приходила навестить Сашу, было сложно. Но почем-то эти двое таили их даже от себя самих. Церемонно раскланивались при встрече, вели чуть ли не светскую беседу о природе, погоде и Сашкином здоровье, а потом расходились в разные стороны, не решаясь сделать первый шаг.
Они общались, конечно, и после отъезда Кати с дочкой. Юля, отправив их в Москву, поняла, что может это сделать не только для Саши, но и для других детей. Алексей ее идею поддержал, обещая всяческое содействие, и скоро Артем уже провожал своих маленьких пациентов одного за другим, глядя, как усаживает их в большую черную машину хрупкая девушка с изящной татуировкой на шее.
– Удобно тебе? А маме? Ну и хорошо! Поехали!
Редко кто из подопечных Юли выбирал поезд в качестве способа передвижения, и ее машина стала настоящим домом на колесах, где было все, что может пригодиться в дороге, начиная с влажных салфеток и заканчивая большим планшетом, на котором малышня смотрела мультики в дороге.
Артем, не решаясь спросить, зачем она это делает, молча восхищался
