явно застало Понтера врасплох. Но следом пришла мысль, что Даклар, скорее, пытается уколоть её.
– Понтер пригласил меня, – произнесла Мэри, сразу обругав себя за то, что кинулась оправдываться.
– Я так и поняла, – сказала Даклар.
Мэри знала, что потом будет сожалеть о своей неспособности сдержаться, но всё равно перешла в наступление:
– А вот я не понимаю, как вы можете быть такой из себя любезной после того, что сделали с Адекором.
Даклар ответила не сразу, и Мэри не удалось прочитать выражение её лица.
– Я смотрю, – сказала она наконец, – наш Понтер о многом вам рассказывает.
Мэри не понравилось, как прозвучало «наш Понтер», но она промолчала. Через секунду Даклар продолжила:
– Что конкретно он вам рассказал?
– Что, пока Понтер был в нашем мире, вы обвинили Адекора в его убийстве. Адекора! Которого Понтер любит!
Даклар приподняла бровь:
– Он вам сказал, что стало основной уликой против Адекора?
Мэри знала, что Даклар – собирательница, а не охотница, но чувствовала, что её умело загоняют в ловушку. Она чуть качнула головой:
– Улик не было, поскольку не было преступления.
– В тот раз не было, совершенно верно. Но в прошлом… – Даклар замолчала; её голос звучал самую малость надменно, самую малость снисходительно. – Я уверена, что Понтер не сказал вам, кто повредил ему челюсть.
Однако Мэри хотела показать ей, как близка она с этим мужчиной:
– Он рассказал мне всё. Я даже видела рентгеновские снимки.
– Тогда вы должны понять. Адекор уже пытался однажды убить Понтера, так что…
Внезапно Даклар замолкла, не договорив, и её глаза удивлённо округлились – должно быть, она заметила, как Мэри изменилась в лице.
– Вы не знали, что это был Адекор, не так ли? Понтер не настолько с вами откровенен?
Сердце Мэри бешено заколотилось. Она молчала, боясь, что не справится с голосом.
– Значит, – сказала Даклар, – у меня есть для вас новая информация. Да, это Адекор Халд ударил Понтера по лицу. Я представила запись из архива алиби Понтера в качестве доказательства.
Мэри частенько ругалась с Кольмом – чего уж тут скрывать, – но он ни разу не поднял на неё руку. Хотя она и знала, что такое не редкость, она и вообразить не могла, что стала бы жить с супругом, который её бьёт. Однако…
Однако это было всего лишь раз, и…
Нет, нет. Будь Понтер женщиной, она не простила бы Адекору даже одного раза, как…
Она ненавидела вспоминать об этом, терпеть не могла, когда это вдруг всплывало в памяти.
Как не смогла простить отца за то, что он единственный раз поднял руку на маму целую вечность назад.
Но Понтер – мужчина, физически равный Адекору, и…
И всё же ничто – ничто – не могло оправдать такое поведение. Ударить того, кого ты якобы любишь!
Мэри не знала, что ответить Даклар, и после долгой паузы неандерталка заговорила снова:
– Как видите, обвинение против Адекора не было необоснованным. Да, я сожалею об этом сейчас, но…
Она замолкла. До сего момента Даклар не проявляла особой сдержанности в выражении своих мыслей, и Мэри стало интересно, о чём таком эта женщина решила умолчать. И тут её осенило:
– Но вас ослепила мысль о том, что Понтер для вас потерян.
Даклар не кивнула и не покачала головой, но Мэри знала, что попала в яблочко.
– Тогда… – Мэри замолчала. Она не имела ни малейшего понятия, что Понтер рассказывал Даклар, если вообще что-то рассказывал, о его отношениях с Мэри во время первого визита в её мир, и…
…и наверняка не имел возможности рассказать ей о том, насколько углубились эти отношения с тех пор, но…
Но Даклар – женщина. Пусть она весит девяносто килограммов и жмёт от груди вдвое больше, пусть щёки у неё покрыты мягким пушком.
Но всё же она женщина, самка рода Homo, и она наверняка видит ситуацию так же ясно, как и Мэри. Если Даклар не знала об интересе Понтера к Мэри до сего дня, она узнала о нём сейчас. Не только потому, что всё было до ужаса очевидно – Понтер привёл Мэри на свадьбу дочери в качестве замены её умершей матери, – но и по тому, как Понтер смотрит на неё, как держится поблизости от неё. Его поза, его язык тела звучали для Даклар так же ясно, как и для Мэри.
– Действительно, «тогда», – сказала Даклар, повторяя последние слова Мэри.
Мэри глянула в сторону свадебного пикника. Понтер трудился над оленьей тушей с Жасмель, Трионом и Болом, но погладывал в их сторону. Будь он глексеном, Мэри, наверное, не смогла бы на таком расстоянии разглядеть выражение его лица, но на широком обличье Понтера всё было гораздо отчётливей и заметнее. Он определённо нервничал по поводу разговора, который Даклар затеяла с Мэри, – и у него были для этого все основания.
Она снова посмотрела на стоящую перед ней неандерталку, которая сложила руки на широкой, но не особенно выпуклой груди. Мэри уже заметила, что ни одна из виденных ею местных женщин не была в этом отношении одарена природой так, как, скажем, Луиза Бенуа. Возможно, в обществе, где мужчины и женщины большую часть времени живут раздельно, вторичные половые признаки не играют такой большой роли.
– Он мой соплеменник, – сказала Даклар.
«И это правда, – подумала Мэри, – но…»
Но.
Не глядя на Даклар и без единого слова Мэри Воган, женщина, канадка, Homo sapiens, пошла прочь в направлении группы людей, сдирающих рыжевато-коричневую шкуру с животного, которое один из них убил, по всей видимости, просто ткнув в него копьём.
* * *
Мэри не могла не признать, что еда была великолепна. Мясо – сочное и ароматное, овощи – вкусные. Это напомнило ей поездку в Новую Зеландию на конференцию два года назад, когда всех делегатов пригласили на маорийское празднество ханги[83].
Но всё закончилось довольно быстро, и, к изумлению Мэри, Трион ушёл вместе со своим отцом. Мэри придвинулась ближе к Понтеру и тихонько спросила:
– Почему Трион и Жасмель снова расстаются?
Понтера, казалось, удивил этот вопрос.
– Но ведь до того, как Двое станут Одним, ещё два дня.
Мэри вспомнила дурные предчувствия, одолевавшие её, когда она давным-давно шла с Кольмом к алтарю. Будь у неё пара лишних дней, она бы могла передумать; неконсуммированный брак мог бы получить от Церкви настоящую, подлинную римско-католическую аннуляцию, а не ту поддельную, получением которой ей рано или поздно ещё предстоит заняться.
Но…
Два дня!
– Так… – начала Мэри, запнулась и начала более уверенно: – Так ты
