воткнуть иглу капельницы, кто-то дотрагивается до раненой ноги, пытаясь понять, насколько плохо дело...
А кто-то держит мою ладонь в своей. Я узнаю холодную кожу без труда. Узнаю эти кольца, которые касаются моих пальцев.
— Главное, возвращайся, — шепчет он, прижав губы к моему лбу. — Я буду тебя ждать. Каждый свой вдох.
И это последнее, что я слышу, прежде чем потерять сознание, больше не сумев сопротивляться.
* * *
Мне показалось, это был сон.
Когда я открываю глаза, я чувствую на своей руке чью-то лежащую ладонь. Еле раскрываю веки, щурюсь от слепящего солнца, струями вливающегося в палату.
В палату... В тихую, светлую, чистую, белоснежную комнату с мягкой как облако кроватью. Мне показалось, прошло чуть больше миллиона лет с тех пор, как я в последний раз лежала в постели, а не на грязной земле в окружении кирпичей и осколков стекла. Через голову, закрепляясь у носа, у меня натянута носовая канюля, через которую в ноздри поступает кислород. Я не ощущаю больше боли в ноге; мне перевязали рану, а я совершенно не помню, когда.
Гай, сидящий рядом, положив ладонь на мои скрещенные вместе руки, поднимает до этого опущенную голову, почувствовав, как я шевельнулась.
— Ты очнулась, — говорит он, словно спросонья. Часто моргает глазами, и я догадываюсь, что он спал. Прямо здесь. Рядом со мной, прямо на стуле.
Мне больно активно шевелить губами из-за ссадин и синяков, но я улыбаюсь:
— Как видишь, очнулась.
Его рука всё ещё лежит на моей ладони, он гладит мои пальцы, не сводя с меня взгляда.
— Как ты оказалась там? — Голос Гая твердеет как камень, а на прочность – как сталь.
— Уэйн, — не колеблясь, коротко выдаю я.
Он кивает, словно и сам знал об этом. Но лицо не выглядит спокойным. Нет. Он в ярости, просто очень ловко сдерживается.
— Юхууу! — вдруг проносится по палате весёлый голос, когда раскрывается дверь. — Крошка жива! Какая радость! Слава Богу, Аллаху, небесам, Яхье, Зевсу, Посейдону, Одину, Тору и всем остальным божествам, которые существуют или не существуют в реальности!
— Тише! — шикает заглянувшая в комнату медсестра. — Здесь вообще-то нель...
— Да-да! Пардон, мэм, больше не будем. — Нейт захлопывает дверь перед её носом, а потом, поворачиваясь ко мне, потирает руки. — Я так рад видеть тебя живой, крошка! Нет, я знал, конечно, что ты будешь живой, но всё-таки думал, что сперва ты поспишь несколько дней, а тут... Кстати! Я принёс тебе фруктиков!
Гай закатывает глаза, тяжело вздыхая и откидываясь на спинку стула, а я смеюсь, когда Нейт передаёт мне пакет с апельсинами.
— Скажи честно, чувак, — начинает блондинчик, — что ты с ними сделал? Ну, мне просто прикольно было бы услышать. Можем уже поговорить об этом? Ты вернулся весь в крови. Как какой-то мясник. Как будто свежевал мясо.
Гай отвечает спустя несколько секунд:
— Этим я и занимался.
Нейт присвистывает.
— Прикинь, Лина. — Он тычет меня в плечо. — И вот никогда же не поймёшь, он щас преувеличивает или говорит чистую правду.
— Я думаю, чистую правду, — хриплю я.
Сил привстать у меня нет. Я медленно истрачиваю последнюю свою энергию, каким-то образом ещё поддерживающую меня в рассудке. Я потеряла слишком много крови. Я будто бы вот-вот вырублюсь, если попытаюсь сделать лишнее движение.
— Нет-нет, Лина, только не смей покидать эту бренную землю. — Нейт тычет меня в плечо ещё раз. — Ты должна оставаться в здравом уме. Давай поговорим о чём-нибудь!
Я хнычу, веки у меня тяжелеют. Мне приходится очень стараться, чтобы не окунуться в приятный сон.
— О чём же мы поговорим? — хриплю я снова.
— О цветочках и бабочках, конечно же, — спокойным и невозмутимым тоном отвечает Нейт.
Моя грудь дёргается от смеха.
— Ну, или поиграем в «камень, ножницы, бумага», если хочешь. Хочешь?
Я отрицательно качаю головой.
— Ты издеваешься надо мной, Нейти?
— Да.
— Думаешь, я недостаточно настрадалась?
Гай испускает тяжёлый вздох, резко дёргая Нейта в сторону за рукав толстовки, и серьёзным тоном проговаривает:
— Иди, сходи с ума в другом месте. Оставь нас одних.
— Не думаю, что сейчас самое время перепихиваться, — издаёт смешок Нейт. — Я, конечно, понимаю, что уже можно, но всё-таки...
В него летит такой взгляд со стороны Гая, что даже я пугаюсь, и будь я на месте этого блондинчика, давно вылетела бы из палаты.
— Ладно-ладно! — Нейт поднимает руки, потом гладит меня по голове, как ребёнка, и говорит: — Отдыхай, дурочка. Надеюсь, новости тебе понравятся.
Я хочу спросить, что за новости, но он уже мигом выходит из комнаты, будто нарочно оставляя меня в неведении.
Гай переключает внимание на меня снова. Он берёт мою руку, глядит на мою маленькую по сравнению с его руками ладонь, рисует невидимые узоры пальцем. Кольца сверкают при солнечных лучах.
— Я должен спросить кое-что, — начинает он.
— И что же? — произношу я.
— Делали ли они что-то... — Гай замолкает, сжимает челюсть, переводит дыхание. — Касались ли они тебя? Кто-то из них...
Я понимаю, о чём он говорит.
«Насиловали ли тебя?». Вот, что он по-настоящему спрашивает. И насилие в этом контексте подразумевает под собой не только избиения.
— Нет, — отвечаю я.
— Каталина, я знаю Хью, — говорит он, и в голосе проступает злость. — Я знаю, что он любит больше всего. Молоденьких девушек. А в особенности: насиловать их.
Я отрицательно качаю головой и шепчу:
— Но меня он в этом плане не трогал... Хотел, но его остановили.
— Хотел... — повторяет Гай, пока глаза дьявольски темнеют. — Он ещё легко отделался, Каталина. Если бы он попал в мои руки, я отрезал бы ему член и запихал по самую глотку.
— Я верю, — улыбаюсь я, хотя улыбка кажется такой неподходящей и абсурдной в этой ситуации. — Я бы с удовольствием на это посмотрела.
Гай отодвигается от удивления, хмурясь и изучая мои глаза так, словно собирается открыть себе портал в мой разум и понять, о чём я сейчас на самом деле думаю.
— Тогда у тебя есть отличная возможность насладиться новостью о казни остальных твоих мучителей, — вдруг говорит он.
На этот раз хмурюсь я.
— В каком смысле?
— Я собрал всех,
