class="p1">– У тебя руки обгорели. Больно?
* * *
Авита, издали увидела, как командир, вылив на себя ведро воды, кинулся в валящий из дверей дым. Метнулась туда, к крыльцу... но, пока добежала, Ларш уже вернулся, а с ним какой-то измазанный сажей, в прогоревшей одежде мужчина, несущий на плече женщину.
Авита остановилась, вскинув руки к груди. Нет, не от бега задохнулась она.
В этот неподходящий миг – такой опасный, такой трагический! – девушка вдруг осознала то, чего до сих пор не понимала. Или скрывала от самой себя.
Спросили бы ее еще сегодня утром: кто для тебя Ларш? Она бы с чистым сердцем ответила: отличный командир и вообще хороший человек.
Но сейчас, когда на ее глазах Ларш бросился в горящий дом и вышел оттуда, Авита сказала себе: «Если он умрет, умру и я».
Что это означало для нее, что меняло в ее судьбе – Авита не успела понять, потому что над Аршмиром снова прокатился тяжелый громовой раскат. В темно-сером небе вновь заструилась яркая, прозрачно-синяя полоса.
Дракон, облетев город, вернулся к разрушенному дворцу и завис над ним.
Нет, он не был неподвижен. Он струился, он извивался, он сворачивался в клубок и вновь распрямлялся. Да, играл. Но это была жуткая игра.
Рабы кинулись врассыпную, побросав ведра. Командир дворцовой стражи с бранью побежал за ними – то ли хотел вернуть их, то ли воспользовался случаем удрать.
Ларш обернулся к Ульфаншу:
– Давай перенесем тетю к забору, к кустам, а то мы тут как на блюде...
И замолчал, поняв, что Ульфанш без сознания.
Ларш нагнулся, чтобы взять на руки тетю.
Авита глядела не на них – в небо.
Если прозрачная дрянь кинется на Ларша, она, Авита, ничем не сможет ему помочь. Своей жалкой магией она умеет только запирать двери.
А дракон кинется. Вон спину выгнул, словно кот. Острой мордой целится в беззащитных людей посреди двора.
Двери...
Запирать...
Авита кинулась между Ларшем и нацелившимся чудовищем.
Ярко, словно наяву, представила дверь – большую, широкую, из дубовых досок. Зашарила руками по незримому для других косяку. «Никто не войдет, пока я не позволю!»
С ревом чудовище обрушилось с небес – и врезалось в дверь. Невидимую. Несокрушимую.
По обе стороны от двери вскипели вихри.
Удар был так силен, что воздушную тварь отшвырнуло на развалины – и дракон начал яростно их домолачивать. Он не попытался обогнуть препятствие. Ничего он не понял, сын воздуха с ветром вместо мозга.
«Оказывается, я и так умею?» – изумилась Авита. И обернулась к Ларшу:
– Не двигайся, стой здесь. Я заперла дверь, он не войдет.
* * *
Июми прижала руки к груди, не сводя взгляда с беснующейся в сером небе голубой волны.
Надо уходить. Надо прятаться. Авита прикрыла друзей, но второй раз она это вряд ли сделает. Старшая сестра – слабая колдунья.
Родные острова, дающие силу, остались далеко. На чужбине Июми беспомощна, как перевернутая черепаха. Ей не защитить Аршмир, где она так хотела поставить свою новую хижину!
Воздушная змея не успокоится, пока в городе есть хоть один целый дом. Это Июми подняла сразу, едва взглянула на летучую гадину. Ее сделал сильный колдун. Тварь будет ломать всё, до чего дотянется. И убивать.
Накрыть город щитом, как Авита накрыла семью вождя? Нет. Июми умрет. Или разом выжжет божественную силу. Это, наверное, еще страшнее.
Бежать, бежать... спрятаться... но куда?
На плечо Июми легла рука. Девочка обернулась – и сразу вспомнила стоящего рядом старика. Жрец из каменного храма, куда ее водила Авита. Добрый человек, необидно улыбавшийся рассказу Июми о ее прошлом.
– Не стой тут, девочка, – сказал жрец тревожно. – Пойдем, я тебя спрячу. В храме есть подвал, там уже несколько человек.
Тут он вспомнил Июми. Коротко, нервно засмеялся:
– Пойдем, маленькая. Тут дело для настоящих богов.
Кровь прилила к щекам Июми.
Она приняла решение – и низко поклонилась жрецу:
– Ты прав, мудрый старик. Это дело для настоящих богов.
– Вот и хорошо, маленькая, вот и пойдем скорее, пока дракон нас не заметил.
– Драко-он? – Июми покатала на языке впервые услышанное слово. – Ах, дракон! А у меня он спросил дозволения явиться в Аршмир? А я ему разрешила ломать дома? Это мой город, я тут живу, и не нужен мне тут никакой дракон!
Выдернула из прически заколку – косы разлетелись по плечам. Подумала, что надо бы разуться, да некогда. Этот дракон уже сюда смотрит...
И закружилась, заплясала, топая ножками по булыжнику двора, напевая во весь голос:
– Тан-тон-тоу-томи! Тан-тон-тоу-томи!..
Жрец отшатнулся от обезумевшего ребенка. Затем все-таки шагнул к девочке, чтобы увести ее за собой... и вновь отшатнулся, увидев, что танцует она по воздуху, поднимаясь всё выше и выше.
И сама становилась всё больше и больше, росла над землей.
Вскоре весь Аршмир, от Каретной улицы до окраин, выбежав из домов или высовываясь из окон, глядел в небо. Там в страшной пляске кружились две фигуры: побелевший от ярости вихрь-дракон и гигантская женщина с вьющимися вокруг головы черными змеями-косами. Дракон бил противницу в голову и в грудь мощными, таранными ударами, а та хлестала его цветочной гирляндой. Каждый удар гирлянды отбрасывал дракона в сторону, сминал и смешивал воздушные слои его тела.
Грохотал гром. Сквозь его раскаты до горожан доносилась боевая песня воительницы.
Но вот дракон взмыл выше, завис над головой противницы и забил крыльями. Облака послушно хлынули к нему, влились в его тело. Дракон увеличился, стал грознее и страшнее – и сверху упал на врага!
Женщина отпрянула в сторону и подставила дракону свою гирлянду. Змей влетел в гирлянду, как в ошейник, и воительница стала душить врага цветочной удавкой.
Белые лепестки падали с неба и таяли, словно летом пошел снег.
Извернувшись, дракон обвил врага хвостом и стиснул кольцами.
Песня оборвалась. Но воительница, не пытаясь вырваться, изо всех сил сжимала ошейник, давила врага.
Все внизу, от детей до стариков, поняли, что настал миг, решающий, кому погибнуть.
Дракон задрожал, по телу пошла рябь, очертания расплылись. Он медленно опускался вниз, а та, кого он держал в смертельных объятиях, становилась всё меньше. Оба теряли силы, но готовы были умереть, не выпустив врага. Это тоже понял весь город.
Почти над самой дворцовой площадью дракон растаял, хлестнув на прощание ветром по Каретной улице. На булыжник мостовой неуклюже плюхнулась девочка в разорванном платье, с растрепанными
