Элииса
Город пустыни и солнца
На самом дальнем конце белой пустыни, там, где с двух сторон ее обнимают горы и манят своими вершинами тучи — вот там, недалеко от истока великой реки, стоит золотой город Фарр-Лиет с блестящими крышами. В Фарр-Лиете дома из белого камня, нагретого солнцем — под рукой шершавые стены горячие и будто живые, пачкают светлой крошкой ладони. Свет солнца отражается от позолоченных крыш, от белых мощенных дорог, от песка пустыни, что видно с самой высокой восточной башни. Белизна режет глаза и местным, и путникам. Прозрачная легкая ткань на их головах и лицах до самых губ, точно покрывало невесты.
На голове Виссаи оно было цвета далекого моря, которого та никогда не видала, и перехвачено лентой. Через легкие синие нити знойный полдень Фарр-Лиета казался прохладным. Она вновь окунула руки по локоть в ведро с холодной водой — так будет сложнее стирать, но Виссая никогда не говорила, что она хорошая прачка. От жаркого пара и запаха масел у нее закружится голова, капли пота потекут по спине и затылку, даже по носу, скрытому вышитой тканью — и она не захочет работать. До самого вечера, до первой из множества звезд над этим городом она будет сидеть в тени дерева, на ветвях которого растут апельсины. Ах, как падают эти апельсины с тяжелых веток, как разбиваются о плиты из мрамора и катятся по ступенькам. И запах, который еще пару дней не отмоешь с ладоней.
Этим летом в Фарр-Лиете не будет апельсинов, разве что два или три, мелких и сморщенных, их еще незрелыми сорвут ребятишки, и кто-нибудь отстегает их розгами. Виссая вспомнила банки апельсинового повидла, которое готовила еще покойница-мачеха — тягучее, темно-рыжее, она с детства не ела его. В этом году тучи не задержались на снежных вершинах гор. Сначала дожди не пошли на исходе сухой и ветряной осени, да и потом за всю весну и зиму с неба не упало ни капли. Великий Данур обмелел, Виссая могла зайти на самую середину потока, и вода доходила бы ей до пупка. Холодный и прозрачный Данур, в нем видны все мелкие разноцветные камни. Пока город берет воду отсюда, что будет после, не знает, должно быть, даже Главный советник.
Виссая выудила из ведра тунику госпожи из соседнего дома и развесила ее на веревке. В этой воде она стирала уже второй день, и та давно не походила на чистую. Женщина вылила воду под куст, в надежде что тот даст хоть пару веточек ягод, когда придет время. Теперь вновь спускаться по всем лестницам этого города с пустым ведром к реке и возвращаться обратно. Знатных же дам и дочерей советников возили по городу в расшитых цветами и птицами паланкинах, и запах от их сладких духов тянулся за пару кварталов. Может, у реки добрый рыбак подарит ей за улыбку рыбешку-другую. В Дануре рыбки круглые и блестящие, очень жирные, похлебка из них, чечевицы и сухих веточек розмарина стала в этом году для города привычной едой. Осталось только спуститься к реке.
— Пусти, слышишь! Пусти! — она услышала пронзительный мальчишеский крик за поворотом дороги.
— Конечно, пущу, вернешь все до последней крошки! Воришка!.. Сейчас этот добрый стражник тебя приветит… Милостивый господин, у вас есть розги? Если нет, могу предложить вам свои, глядите, длинные, ровные, точно хлыст.
Даже через накидку, скрывающую глаза и нос, как у всех местных жителей, было видно, как толстый торговец кряхтит, щурится и потеет. Высокий стражник держал вырывавшегося мальчика за руку и молча выслушивал обиды торговца. А им, казалось, не будет конца.
— Милостивый господин! — тот вознес руки к небу. — Я честный человек, я плачу налоги Главному советнику и всем его дочерям и родне, я заседаю в общине достойных людей Фарр-Лиета. Я не заслуживаю того, чтобы меня обкрадывали мелкие жулики! Мальчишку надо высечь, высечь немедленно!
Мальчишка пыхтел и топал ногами, но уже без усердия. Стражник протянул руку к небольшому кошелю, висевшему на боку, и достал из него большую монету из начищенной меди.
— За сегодняшнее беспокойство. И за завтрашнее в придачу.
Торговец поймал монету, повертел ее между пальцев и еще немного потоптался на месте. Не последовало больше ни денег, ни расправы над юным воришкой. Он выругался и пошел восвояси. Стражник отпустил мальчика и протянул ему платок с тремя фигами.
— Держи свой улов. И не воруй здесь больше, ты еще ребенок, но через пару лет будешь юношей. Я не буду тогда тебя покрывать.
— Он толстый и глупый!
— Да, но и у таких не воруют.
Мальчишка сел прямо на мостовой на горячие камни и начал развязывать узелок. Виссая сама не заметила, как подошла ближе к ним. Она встретилась взглядом со стражником и улыбнулась.
— Спасибо, что не стали сечь мальчика.
Стражник пожал плечами.
— Я воюю с людьми пустыни. Не с детьми.
— То фиговое дерево, — зачем-то сказала Виссая, кивая на узел с фруктами. — с которого мальчик украл. Оно ведь даже не принадлежало торговцу. Вы зря отдали пройдохе монету.
Стражник почтительно ей кивнул.
— Мое имя Иссур. А как зовут госпожу?
— Я — Товия! — крикнул мальчик с набитым ртом, недовольный, что его никто не спросил.
— Виссая, — она рассмеялась. — Скажи, Товия, где твоя мама? Доброму Иссуру придется рассказать ей, что ты воруешь фиги с деревьев.
— К маме нельзя, пока я не наберу воды из реки.
Она тоже идет к реке. И попутчик ей будет не в тягость.
— Где же твое ведро?
Мальчик засунул в рот последний кусок сладкой фиги. Виссая снова некстати вспомнила и апельсиновое повидло, и сушеные смоквы, и совсем неприглядное с виду варенье из фиников.
— Оно у реки, я его бросил. У реки бык. Большой и здоровый. Я испугался.
Стражник и прачка переглянулись. Если бык сбежал от кого-то из землепашцев, что живут дальше к востоку, то теперь этот бык принадлежал Фарр-Лиету, раз хозяин не явился за ним. Лучше бы это была корова. Корова — это молоко, масло и сыр, одним быком не накормишь весь город, даже если на главной площади выставят десять огромных котлов с наваристым жирным бульоном. Фарр-Лиет не голодал, но мяса здесь не видели с осени.
— Покажи и мне этого большого быка, — Иссур наклонился к мальчику. — Если он настолько свиреп и огромен, мне удастся вас защитить.
Мальчик кивнул и поднялся
