с громким всплеском сбежала в воду. Постепенно Клим почувствовал, что уровень воды понижается. Да и волна теперь исчезла. Он пробирался сквозь узлы корней и уже дотягивался до веток. Дно стало болотистое и при каждом шаге шипело тучей пузырей. Постепенно оно обретало твёрдость, корни сменились зарослями густой высокой травы, а когда вода под ногами пропала, он обессиленно упал и забылся в тяжелом беспамятстве.
Мягкий рассеянный свет пробивался сквозь глухие дебри. Лёгкий туман обволакивал деревья по верхушкам крон, и заблудившиеся солнечные лучи распадались блеклым многоцветным спектром. По-утреннему тихо и безмятежно. Где-то невдалеке лёгкий всплеск, и вновь безмолвие, расстилающееся обширным непроницаемым ковром. Туман глушил посторонние звуки, и Клим слышал лишь собственные шаги. Под ногами гулко чавкала скользкая жижа. Высокая, выше головы, болотная трава неохотно расступалась, издавая звук рвущейся ткани. Неожиданно он замер, заметив впереди едва уловимое движение. Потревоженный, жёлтый с коричневыми пятнами, трёхметровый питон пересёк ему путь и исчез в стене из зелёных листьев. Протяжно выдохнув, Клим осторожно поднял ногу, чтобы сделать следующий шаг. Он смутно помнил, что, выбравшись из воды, рухнул от усталости прямо в траву и закрыл глаза – казалось, лишь на секунду, но когда снова их открыл, вокруг произошли разительные перемены. Ночь исчезла, прекратился дождь, стало светло, и только онемевшие руки и ноги свидетельствовали о том, что секунда эта затянулась на отрезок не меньше трёх часов. Клим упрямо шёл на свет, и постепенно трава становилась ниже и реже и уже не досаждала, норовя хлестнуть по лицу жёстким стеблем. А когда она едва доставала ему до пояса, он увидел чуть заметную просёлочную дорогу. Ездили по ней редко, и трава стремилась скрыть следы, но два глубоких отпечатка в мягкой почве упрямо указывали направление на далёкий городок в серой утренней дымке. Двухэтажные дома с колоннами в стиле старой испанской колониальной постройки тянулись вдоль океана тремя неровными рядами, строго повторяя линию побережья. А над ними толстой белой сигарой высился маяк и призывно моргал размеренными вспышками. Оглядев себя со всех сторон, Клим стряхнул прилипшую траву, стирая болотную грязь, поелозил друг о друга босыми ногами, и пошёл по направлению дороги. Когда Клим добрался до первого дома, городок уже окончательно проснулся. Из-за каменной изгороди его окинули внимательным взглядом, однако, стоило ему приветливо взмахнуть рукой и поздороваться, немолодая пара в шерстяных пончо торопливо исчезла за дверью с широкими щелями и уже изнутри стала наблюдать за ним в одну из них. Клим пошёл дальше, и постепенно улица расширялась и наполнялась людьми. Он был уверен, что в таком виде, грязный и мокрый, обязательно привлечёт внимание, но всем, казалось, на него наплевать. Где-то там, в центре, по всей видимости, был рынок, и местный индеец с бронзовой кожей тащил телегу с глиняной посудой. На секунду Клим привлёк его внимание, но всего лишь как неожиданно подвернувшийся потенциальный покупатель. Индеец остановился, окинул внимательным взглядом короткие потрёпанные брюки, полинявшую рубашку с разорванными рукавами и, ругнувшись, потащил телегу дальше. Клим выкрикнул ему вслед, что хотел бы спросить у сеньора, где он мог бы найти представителя власти, но сеньор сделал вид, что не понял, или что уже его не слышит. Испанским языком Клим владел гораздо хуже, чем английским или немецким, и подобное невнимание списал на своё ужасное произношение. Однако уже скоро понял, что здесь никому ни до кого нет дела. Люди шли молчаливые, погружённые в собственные мысли, с каменными лицами. Некоторые были такие же грязные и босые, как и Клим, так что он вполне органично вписывался в постепенно увеличивающийся людской поток. Ряд домов, закрывавших вид на бухту, неожиданно оборвался и продолжился сетчатым забором, ограничивающим территорию порта. Четыре уходящих в воду бетонных пирса, рядом два крана – пожалуй, вот и весь порт. На рейде на якорях стоял ряд крупных кораблей, между ними, как щенок под ногами сенбернаров, сновал крохотный серый катер. Дальше, перекрывая вход в бухту, стоял боевой корабль, за ним, по ту сторону ограничивающих узкий выход буёв, медленно двигался ещё один. Клим припал лицом к металлической сетке, выглядывая такую знакомую, тёмно-серую с белым штопором рубку. U-396 на рейде не было. И только тут его озарило осознание, что на этом его подводный вояж окончен! Не будет больше вахт, грохота двигателей, тесного кубрика, койки с сырым матрасом, отныне он никогда не встретит ни Вилли, ни Вайса, ни Олафа. И вместе с этим накатило смешанное чувство – радоваться или огорчаться? С одной стороны, он свободен, но с другой – совершенно одинок! На другой стороне планеты, в чужой стране, среди чужих людей. Настолько чужих, что даже внешне он отличался от них, как может отличаться белый европеец от коренных латиноамериканцев. Отросшая за время пребывания на лодке борода резко выделяла его из безбородой толпы местных мужчин, сухих, жилистых, с чёрными прямыми до плеч волосами. Да и ростом они были ниже, Клим выделялся из потока на целую голову. И это заставляло местных его сторониться. Он вдруг почувствовал себя чужаком куда сильнее, чем на лодке. Если Клим пытался к кому-нибудь обратиться, то в ответ получал удивлённый взгляд или отрицательное покачивание головой: – «Нет, сеньор, мне не до вас, сеньор, мне не нужны проблемы, сеньор». Он долго бездумно бродил, как вдруг увидел даму, которая так же разительно отличалась от бронзовокожей толпы, как и он сам. Хотя, надо признать, она выглядела куда эффектней! Клима хотя бы роднила с местными потёртая замызганная одежда, дама же была в безупречно чистом, тёмном строгом платье до пят, с подчёркнуто затянутой талией и подбитыми ватином плечами. На голове – серая шляпка с кокетливым белым цветком, в руках – закрытый зонтик. Клим замер и смотрел на неё во все глаза. По возрасту дама годилась Климу в матери, но какая завораживающая стать! Движения рук легки, как полёт бабочки. Величественный поворот головы, скользящий, небрежный взгляд вдоль толпы и снова на открытые портовые ворота… Её движения гипнотизировали и притягивали, как магнит. Дама явно кого-то ждала. И вот на её лице появилась улыбка. Из ворот показался мужчина в безупречном чёрном костюме, с седыми висками из-под такой же безупречной чёрной шляпы и с тростью, которой он чётко, будто на параде, отмерял каждый свой шаг. Лёгкий поцелуй в щёку, в ответ кокетливая улыбка, и вдруг удар, от которого у Клима перехватило дыхание. Дама взяла мужчину под руку и на безупречном русском языке, с лёгким упрёком в голосе, произнесла:
– Серж,
