я могу сидеть одна, но меня огорчает, что я не могу еще раз взглянуть на Райана. Скоро, думаю я, мысленно повторяя его слова, и это наполняет меня надеждой. Забавно, как один день превратился в скоро, но я не жалуюсь.
До моего дома ехать недолго, и я всегда выхожу первой после обеда, так как мы на окраине города. Мой разум снова прокручивает все этапы плана, и мое сердцебиение учащается, когда мои нервы начинают сдавать, овладевая мной, как это случалось каждый раз, когда я давала себе время обдумать каждый аспект плана.
Теоретически, это просто. Мне просто нужно убедиться, что наши с Хантером основные вещи приготовлены для Райана, чтобы он мог забрать их в четверг. Затем, в пятницу, Хантер, как всегда, пойдет к Ксавьеру с ночевкой, а я буду вести себя так, как будто собираюсь на работу, но, возможно, я вообще не пойду, потому что прощаться с Линдой и Питом будет слишком больно. Оттуда мы можем схватить Хантера и уйти. Последняя часть кажется мне слишком пресной, но я доверяю Райану, который поведет меня к свету.
С моим отцом все слишком спокойно, и это должно быть огромным предупреждающим знаком для меня. Он оставил меня в покое, не пытаясь затеять спор или найти какой-либо предлог, чтобы ударить меня, и он явно не так пьян, как обычно.
Мое сердце замирает, когда появляется мой дом, и я инстинктивно поднимаюсь на ноги, готовая выйти. В мгновение ока автобус уехал, и я медленно бреду по дорожке к своей входной двери. Мой желудок скручивается как камень.
Осознание того, что у меня есть возможность оставить эту запутанную реальность позади, заставляет меня уже отчаянно хотеть разобраться со всем этим, но мне осталось немножко потерпеть, и это наполняет меня большей силой, чем я когда-либо думала, что у меня есть.
Я стучу костяшками пальцев в деревянную входную дверь. Я не готова встретиться лицом к лицу со своим отцом и его горячим или же холодным гневом прямо сейчас. Даже если он смягчил это в данный момент, он все равно слишком непредсказуем.
Дверь распахивается, и мой отец стоит передо мной с горящим в глазах блеском. Кивком головы он приглашает меня войти, быстро отводя свое внимание, и я немедленно прихожу в состояние повышенной готовности.
Хантер.
Если мой отец не смотрит на меня так, то это, должно быть, мой брат. Я бы предпочла пострадать от его рук, чем позволить Хантеру почувствовать боль от его наказаний.
Я быстро следую за ним внутрь, закрывая за собой входную дверь, пока ищу Хантера.
— Мальчик, что ты можешь сказать в свое оправдание? — рычит мой отец, врываясь на кухню, оставляя меня гнаться за ним. Я резко останавливаюсь, когда захожу внутрь и вижу Хантера, держащегося за левую щеку со слезами, щиплющими глаза.
Я уже вижу очертания руки моего отца на щеке Хантера, выглядывающей из-под его пальцев, и мои собственные, сжимаются по бокам от меня.
Моя мать сидит за маленьким дубовым обеденным столом у окна, а Хантер стоит рядом с ней, но она сосредоточена на документах, лежащих перед ней, в то время как мой отец опускается на стул напротив них.
— Мне очень жаль, — бормочет Хантер, пытаясь притвориться равнодушным к недавнему нападению нашего отца. Мое сердце разбивается, когда я пытаюсь держаться на расстоянии от отца и придвигаюсь ближе к Хантеру.
— Тебе повезло, что у меня есть проблемы поважнее, чем твое невнимание к деталям. Иначе ты снова окажешься в изоляции на следующую гребаную неделю. Ты меня слышишь? — он усмехается, и мой собственный гнев поднимается во мне, когда я двигаюсь, чтобы оттащить Хантера за спину, занимая его место рядом с моей матерью.
— Хантер, уходи, — бормочу я, не сводя глаз с отца, чтобы следить за любым движением. Он выгибает бровь, глядя на меня, прежде чем покачать головой.
— Он остается, — возражает мой отец. — Он станет хорошим рычагом воздействия на тебя, — добавляет он с легкой усмешкой на губах, и моя кровь стынет в жилах от предвкушения. — Ты сама хочешь сказать ей, дорогая, или это сделать мне?
Моя мама прочищает горло рядом со мной, пока я подгоняю Хантера, оставляя немного больше пространства между нами и родителями из ада. Она смотрит на нас, и стеклянный взгляд ее зеленых глаз подсказывает мне, что она уже выпила пару рюмок бренди сегодня днем. Превосходно.
В таком состоянии она — топливо для костра моего отца.
— Можешь сказать ей, Бернард, я просто хочу пожинать плоды, а не иметь дело с гребаным языком этой тупой сучки, — беспечно говорит она, пренебрежительно махнув рукой. Когда-то ее слова, возможно, и ранили, но я давным-давно оцепенела к их оскорблениям.
— Мне приходилось иметь дело со всем этим большим дерьмом, Мэгги. Если ты хочешь какой-нибудь награды, ты вытащишь свой гребаный палец из задницы и сделаешь хотя бы часть гребаной работы, — парирует мой отец, но затем обращает свое внимание на меня. — Мы собираемся продать тебя, — небрежно заявляет он, пожимая плечами, как будто только что попросил меня передать молоко.
Несмотря на то, что я уже знаю это, это все равно поражает меня прямо в живот. Мне хочется упасть на колени от эмоциональной боли, но я отказываюсь доставить ему это удовольствие.
— Вы собираетесь что? — Шокировано спрашиваю я, мой голос едва заметно дрожит, когда я прикрываю рукой бешено колотящееся сердце и приподнимаю брови.
Я пытаюсь вести себя так, будто не знаю, но в глубине души меня больше напрягает то, что Хантер это слышит. Его тело напрягается позади меня, когда я пытаюсь ободряюще сжать его руку.
— Продать. Тебя, — мой отец повторяет медленнее, как будто я чертова идиотка или что-то в этом роде. Я просто смотрю на него с открытым ртом, пытаясь придумать ответ, но он продолжает прежде, чем у меня появляется шанс. — Мы намеренно формировали тебя, чтобы ты хорошо подходил для этой роли. Через неделю, в субботу, ты будешь продана тому, кто предложит самую высокую цену, и ты не будешь ничего делать, кроме как с гордостью представлять семью Эшвилл.
С гордостью? Он, блядь, серьезно?
— В твою честь будет устроено грандиозное мероприятие. Если уж на то пошло, ты должна быть чертовски благодарна, — вмешивается моя мама, когда я просто моргаю между ними.
Я облизываю губы и делаю глубокий вдох. — А если я скажу "нет"? — Спрашиваю я спокойно, не желая показаться слишком слабой, зная, что у нас уже есть план, и ухмылка моего отца