Кремень, а там с ней на часок-два задержимся. Я – первый, Кремень за мной, дальше Кедр. И пасти чтоб на замке держали! Усекли? Добирались долго, потому что были пробки. И аккуратно, все должно быть аккуратно. Шмотки чтоб целые были.
Кремень встретился понимающим взглядом с захмелевшим Бекасом, и оба синхронно ухмыльнулись, словно сказали друг другу: после того, что было, расслабиться надо, что там Монгол какой-то!
Глава 10
Забродов был готов к самому худшему развитию событий, то есть к такому варианту, что домой он не вернется. Но и этот вариант был не самым худшим, если учесть, что домой могла не вернуться и Катя, а вот за нее Илларион сильно беспокоился, оттого что втянул ее во все это, а теперь еще она вынуждена терпеть общество этого изверга Монгола.
– Тебя, Бекас, не поймешь, – задумчиво проговорил Забродов, глядя на бесконечно убегающую вдаль дорогу. – Из тебя неплохой автогонщик бы получился. А вот жизнь – штука непредсказуемая, стал бандитом.
– Был я уже… – ухмыльнулся Бекас, – автоугонщиком. Срок впаяли хороший. Я тогда по малолетке дурку следаку погнал. Он прессовал меня по беспределу. Ну я и раскололся. А потом дали мне срок. Из академии вышел. Все в ажуре какое-то время было. Дела ништяк шли, а потом опять прокололся. Только я пургу гнал на тот раз. Следак тот же, падла, попался, порожняки гнал, базарил, что я горбатого леплю. Я стойку держал. А подельник, сучара, ему полную раскладку дал. Я думал глухой загс будет, а он на маяк вышел.
– Я по фене не ботаю, Бекас. То есть, тьфу ты, Костя! – перебил его Илларион, который так ничего и не понял из рассказа Бекаса.
«Откуда мне знать все эти слова, – размышлял Забродов. – Я не сидел, хотя если хорошо разобраться с точки зрения Уголовного кодекса, то меня еще лет десять назад должны были расстрелять. А Бекас сидел, да еще дважды. Тут не только он виноват, но и общество тоже. Ну, скажем, угнал он этот автомобиль, отсидел заслуженный срок, а потом вышел, и кто к нему хорошо относился? Да я уверен, что никто. Все равно смотрели как на бандюгу, не сегодня, так завтра опять сядет».
– Видишь, Забродов. Даже ты меня по кликухе называешь, значит, все равно как бандюгу воспринимаешь. Был я бандитом, есть я бандит, и, наверное, так и останусь бандитом, если пуля не найдет какая.
«Да, – подумал Илларион, – пуль сегодня будет многовато. Да и действовать придется в той еще обстановке. Легкий мандраж есть, тут его не избежать, все-таки ты уже давно не практикуешься, Забродов. Пенсионер. Вот и навыки кое-какие надо освежить. Стрелять-то и сейчас хорошо умеешь и в рукопашке нормально, а вот мироощущение с годами у тебя поменялось. В этом-то вся и загвоздка. Кажется, что раньше убивать было легче, а сейчас тяжелее. Но, наверное, это все ерунда. Просто я старею и хочется спокойствия, а его как раз-то и нет, постоянно что-то в моей жизни происходит, что я вновь себя как на службе чувствую, а отбросить все в сторону и отказаться не могу. Да и как не вмешаться, когда моего друга повесили, а Сорокин со своей хваленой законностью ничего сделать не может?»
Машина мягко съехала с трассы и, разрезая кромешную тьму ярким светом фар, проехала метров двести и остановилась. Забродов достал из багажника два АК-47 и шесть рожков, очки ночного видения и парочку гранат. Распределил все по карманам жилетки, пистолет сунул в кобуру, закрепил на АК-47 лазерный целеуказатель. Илларион знал, что лучше повозиться до боя, чем потом в спешке обнаружить, что, скажем, у тебя в запасе остался один рожок, тот, который сейчас в автомате, а потом только нож за пазухой.
– Давай, Бекас. Не ленись! Все бери, облегчишь в бою весь запас.
– Я понял тебя, Забродов. Ты готов на все, чтобы восстановить справедливость.
– И сдержать данное тебе обещание, – напомнил Илларион. – Значит, делаем так. Тебе открывают ворота, ты заезжаешь внутрь, стреляешь в дружелюбную мордашку охранника, ну а дальше ты ставишь машину боком, фары не гаси, и все в лучших традициях жанра. Кидаешь гранату в окно казармы, я беру на себя всех, кто попадает в перекрестье моего прицела, а ты подчищаешь. Самый лучший план – это когда все предельно просто и понятно. Да, и надо бы товарища снять, который на втором этаже окрестности оглядывает. Не хочется мне на себе его профессионализм испытывать. Даже косой снайпер может доставить массу неудобств.
Бекасу в принципе было все равно, план он дал Иллариону подробный, а его уже дело думать: раз в ГРУ служил, значит, должен знать, как лучше штурмовать.
Они постояли еще немного на морозном воздухе, молча выкурив сигареты. «Может, последняя, – подумал Забродов и тут же крепко обругал себя самыми нехорошими словами. – Если с такими мыслями ты думаешь спасти Катю, то лучше сиди, Забродов, дома и звони Сорокину, Федорову, и, пока они будут возиться, может статься, что Кати ты никогда больше не увидишь».
Дорога была вся в колдобинах. Джип то и дело потряхивало. Забродов притаился на заднем сиденье. Время нападения было определено как раз на смену караула. Тех, кто отправится почивать в казарму, потревожат гранатой. Ну а кто особо резвый или любопытный захочет посмотреть на хулигана, тех Илларион успокоит мгновенно. Главное, чтобы Бекас не сплоховал.
Джип последний раз встряхнуло неподалеку от ворот.
– Открывай. Свои! – лениво крикнул Бекас.
Створки ворот открылись. Тонированное окно поползло вниз.
– Братан, дай сигаретку.
Бекас тут же нажал на курок, и охранник безмолвно рухнул на снег, словно напился так, что в один прекрасный момент, сам того не заметив, отключился.
Дальше Бекас надавил на педаль газа, резко крутанул руль, машину занесло. Сухо щелкнул выстрел, и боковое стекло рассыпалось на осколки, но Бекас уже вывалился из машины, а Забродов, мгновенно обнаружив незадачливого снайпера, наказал его за опрометчивость.
«Так только двоечники стреляют, – подумал Илларион и быстро переместился в неосвещенную зону двора, поймав в перекрестье прицела собаку. «Овчарка, конечно, друг человека, но не очень-то приятно, когда она норовит вцепиться тебе в горло. А вот этого, – Забродов одиночным выстрелом уложил бежавшего
