новые патроны в обойму. – Если бы ты шмальнул как надо, его бы к чертям с дороги вынесло. Мудозвон!
Кремень еще раз нагнал «лексус», приблизившись к Теплостанскому проезду. «Или сейчас, или никогда», – решил Бекас, понимая, что еще немного – и кто-то не выдержит этой гонки, и с большей вероятностью, он мог сказать, что этой гонки не выдержат они. Снова высунулся из машины, подставляя ветру лицо, и, нажав на курок, шмальнул не по колесам, словно на авось рассчитывал, а туда, где сидел Чуб.
«Лексус» сразу сбросил скорость, словно по заказу. Они как раз на Киевское шоссе выскочили. С двадцати метров Бекас шмальнул и по колесам. «Лексус» резко повело вправо. Кремень тоже сбавил ход, поравнялись, и Бекас увидел, что не стал он лохом позорным: голова Чуба раскололась, как арбуз, и тот мозгами забрызгал весь салон из светлой кожи. «Лексус» плавно остановился, по всей видимости оттого, что Чуб рефлексивно давил ногой на тормоз перед смертью, так машина должна была улететь черт знает куда.
– Кремень! Ну ты пацан! – Бекас похлопал его по плечу, взбудораженно-радостный выскочил из машины и открыл дверцу «лексуса», выволакивая ту самую бабу, которая его оскорбила, только сейчас она была в шоковом состоянии. Она даже не кричала, а тупо смотрела на него и, кажется, совсем ничего не соображала. «Не каждая выдержит такое зрелище, – подумал Бекас, мельком взглянув на салон. – Жаль машину только. Пропадет».
Из «жигуленка» вылез Кедр и внимательно осмотрел колеса «лексуса». Судя по тому, как менялось выражение его лица, становилось ясно – все выстрелы были в молоко. Да если бы на такой скорости пробило хоть одно колесо, то машина бы такие кульбиты выписывала, что и представить невозможно.
– Ну, снайпер хренов, – ухмыльнулся Бекас. – Тебе еще только в тире стрелять! Не дорос еще колеса пробивать!
Бекас был доволен, хоть и чувствовал себя уставшим. Свалился тяжкий груз с его плеч, и он мог расслабиться. Чего еще желать, когда Чуб убит и такая роскошная баба рядом? Все сделано как нельзя лучше. Можно теперь с чистой совестью в Торбеево ехать и отчитаться перед Монголом. Только вот что с бабой делать? Бекас глядел на нее и любовался: жуть как хороша.
– Кремень, у тебя водяра есть? В Тропаревский гони. Там задержимся немного.
Кремень понимающе ухмыльнулся.
– Есть фляга коньяку, в бардачке лежит.
– Тебя как звать? – обратился он к трофею, который вовсе не собирался показывать Монголу, а, так сказать, хотел оставить эту добычу в тайне. Да и какое дело Монголу до этой бабы?
– Маша… – ответила та и все так же безучастно смотрела перед собой, словно ее Чуб загипнотизировал.
– Ты кто ему вообще? – Бекас отпил армянского коньяка из фляги и удовлетворенно хмыкнул: дело сделал – гуляй смело. – Невеста? Жена? Или ты просто его баба?
– Я… – она все так же смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, из чего Бекас сделал для себя вполне очевидный вывод, что она преспокойно могла тронуться рассудком. К сумасшедшим он относился с неприязнью, но в данном случае не брезговал и думал только о том, как будет проходить все действо. – Я не его жена. Я – Мячикова. Пустите меня.
– Это что, прямо сейчас пустить? – расхохотался Бекас. – Когда мы едем? Дверцу открыть, что ли? – И тут же бросил убийственный взгляд на Кедра, который уже начинал потихоньку лапать ее за ноги.
Маша словно очнулась и, с омерзением отстранившись от Кедра, соответственно прижалась к Бекасу, но тут же бросила на него испуганный взгляд и, кажется, сообразила, что происходит.
– Отпустите меня! Меня муж ждет!
– Какой такой муж? – хриплым голосом спрашивал Бекас, норовя крепче обнять Машу.
– Пустите меня! Он вам денег даст!
– Нам деньги не нужны, – не отставал Бекас, хватая ее еще крепче и перехватывая запястья, чтобы, чего доброго, лицо не расцарапала, как дикая кошка.
Кедр ухмылялся, полностью поддерживая Бекаса, и думал о том, что и на его долю придется, чем поживиться. Да и Кремень то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, из чистого любопытства.
Кедр держал Машу, а Бекас проворно ощупывал ее, чтобы разогреться, не доезжая до Тропаревского лесопарка, а там уже справить дело, да и пацанов угостить, как зазвонил мобильник.
– Че?
– Телку не трогать! Если че с ней станется, голову свинчу! – объявил Монгол, и Бекас почувствовал, как наливается лютой злобой. Все Монголу надо испоганить, даже радость забрать, и все ему позволительно.
– Хорошо. Не будем, – вяло ответил Бекас и, закончив вызов, нахмурился: «Вот падла. На кой ему эта баба сдалась? Себе, что ли, хочет? Да какое себе, он же ее в лицо даже не видел! Тогда кому? Выходит, что это баба в натуре жена Мячикова? Тогда тут другой интерес. Че за дела мутит Монгол с этим Мячиковым?»
– Слышь, ты, Мячиков в натуре твой муж?
Маша послушно закивала.
– Бекас! Ты че? – лицо Кедра было разочарованным, он не понимал, что стряслось, отчего Бекас отказывался от такого подарка. Неужели передумал?
– Че-че, – угрюмо ответил Бекас. – Монгол сказал не трогать.
– Пустите меня! Я сама домой доеду! Пустите!
– Че орешь, амара! Попадешь ты домой, не сейчас только.
Маша забилась в истерике, начала кричать, саданула локтем Бекасу по скуле, оставила впечатляющую царапину на лице Кедра. Бекасу казалось, если бы не Монгол, так тут бы ее и заделал для острастки.
– Кедр, действуй. А то она нам всем таблешники расцарапает.
Кремень остановил машину на обочине. Бекас ловко пережал Маше сонную артерию. Маша прекратила бороться и бессильно лежала на нем приятной ношей. Кедр проворно, в радостной спешке, словно прочел ход мыслей Бекаса, достал шприц, выбросил через окошко упаковку и при свете фонарика втянул в него инсулиновой иглой барбамила. Дальше расстегнул Маше куртку, закасал правый рукав, нашел вену и сделал укол.
Бекас выпил еще коньяку и поглядел хитро на Кедра.
– Ну че, врач? У пациентки типа амнезия будет?
– Ничего не вспомнит! Че хочешь делай.
Бекас хлопнул его по плечу и, закурив сигарету, процедил:
– Ну че, пацаны, гулять так гулять. Сейчас в Тропаревский,
