лох, чтобы со мной так базарить. Усекла, амара?
– Козел! – с выражением сказала она, и окно поползло вверх.
Оскорбления от какой-то бабы, да еще в такой неудачный день, когда жить осталось – кот наплакал, Бекас снести не мог. Не успела блондинка закрыть окно, как он рывком отворил дверь и, схватив ее за ворот куртки, сильно рванул на себя, чтобы вытянуть из машины и провести воспитательную беседу.
Вдруг тот мужик, что сидел безучастно, повернулся лицом к Бекасу и внятно, с расстановкой сказа:
– Отпусти ее, урод. Иначе прострелю тебя насквозь!
Первое, что увидел Бекас – это было дуло направленного на него пистолета, а потом он увидел это лицо, которое успел хорошо запомнить.
– Спокойно, мужик. Спокойно. – Бекас отпустил Машу и осторожно отступил на шаг, не подавая виду, что узнал его.
Чуб пересел за руль.
– Давай, урод, задний ход и сваливай отсюда, пока я тебе башку не прострелил.
«Вопрос спорный, – подумал Бекас. – Кто кому башку прострелит, это мы еще посмотрим. Ты, Чуб, много понтуешь, как в каком-нибудь кино. А брать надо не этим. Ты меня не знаешь, а я тебя знаю. И мое знание, как и твое незнание, для тебя фатальны».
Маша напоследок отпустила в адрес Бекаса какое-то ругательство особо оскорбительного содержания.
Бекас пятился с поднятыми руками, попутно запоминая номер машины. «Теперь ему каюк, – подумал он с ожесточением. – Из Москвы стопудняк не выедет». Чуб держал Бекаса на прицеле и неожиданно с приоткрытой дверцей сам дал задний ход. Бекас метнулся в «жигуленок».
– Кремень, дави на газ. Это и есть тот падла с бабой в черном «лексусе».
В воздухе запахло жареным. Пацаны мгновенно оживились. Кедр, успев рассмотреть бабу, нашел, что она очень даже ничего, и решил, что, как застрелят этого мужика, он обязательно спросит разрешения у Бекаса с ней позабавиться. Как-никак, не каждый день в его жизни такие красотки попадаются, да еще и на халяву.
– Кедр, доставай ствол, будешь палить на ходу, когда команду дам, ты по колесам, главное, шмаляй.
Бекас сознавал, что можно, конечно, и поравнявшись, пострелять в Чуба, но только тот вряд ли даст такой маневр сделать, да и тачка у него сноровистая против их замызганного «жигуленка». Могут и не догнать.
Черный «лексус», резко развернувшись, вылетел со двора на Кутузовский, и «жигуленок» остался далеко позади. И не мог ничего поделать Бекас с технической отсталостью их автомобиля. Вся надежда была на профессионализм Кремня да на то, что и сам Бекас не даст маху. Он рассчитывал, что, когда нагонят «лексус», он будет стрелять тоже.
– Кедр, будешь за ноги меня держать, когда я палить начну.
Впереди была пробка. Кремень стремительно нагонял «лексус». Тот отчаянно маневрировал, перестраиваясь с одного ряда на другой.
– Монгол! Это Бекас. Мы на хвосте у Чуба висим. У него «лексус» черного цвета. Он не один, а с телкой. Записывай номер…
Бекас почувствовал облегчение оттого, что теперь все ясно и просто, цель впереди. Вместе с тем он ощущал желание отомстить, хотя бы за то, что он так долго мучился неизвестностью из-за этого мудака, да и его баба усомнилась в его мужских способностях, а такого Бекас спускать не хотел.
«Лексус» неожиданно резко свернул на Минскую улицу, да так, что Кремню пришлось проявлять чудеса высшего пилотажа, чему могли бы позавидовать признанные мастера раллийных гонок. «Жигуленок» едва не вынесло на встречку, и всех в машине так перетряхнуло, что Бекас подумал: не удался бы маневр – и вышла бы при столкновении самая настоящая консерва.
С Минской «лексус» свернул на Улофа Пальме, а там, проскочив Мосфильмовскую, помчался по Университетскому проспекту. Их «жигуленок» безнадежно отставал, несмотря на то что Кремень ехал мастерски, без штурмана он выделывал такие виражи, на что не решился бы ни один нормальный водитель. Кремень не мог где-то срезать, потому что Чуб легко мог бы поехать напрямик, и они бы его потеряли. Единственная надежда была на то, что Чуба тормознут ментовские или будут помогать душить, а один «жигуленок» с «лексусом» вряд ли бы справился. Бекас чувствовал, что эта гонка решит для него многое, если не все, потому и не собирался сдаваться. Монгол не будет принимать во внимание такие доводы, что «Жигули» хуже «лексуса». Бекас понимал, что если Чуб выскочит на Кольцевую, то тогда пиши пропало.
Он то и дело поторапливал Кремня, хотя и без того знал, что давит, что хана будет, если с движкой что-то случится или колесом в ямку или люк открытый скокнут.
– Кремень, куда они рвут? Пораскинь мозгой!
– Из города рвут они. Тут больше им делать нечего. Мы их не догоним, Бекас, если они на МКАД вырвутся.
– Гони, Кремень! Гони! – кричал Бекас и досадовал, что выходит так, что Чуб его полным лохом выставил. В машине то и дело всех встряхивало. Скорость была бешеной. Пролетали дома, авто, только потом машин стало больше попадаться, и на Вернадском Чуб мог гнать с приличной скоростью, если только решил стать самоубийцей. Кремень, войдя в азарт, совсем не дорожил ни своей, ни чужими жизнями, оттого расстояние все-таки уменьшалось, и на Т-образном перекрестке на Тропаревской они нагнали черный «лексус», ускользавший от них как призрак.
– Кремень, поднажми, еще чуток поднажми, метров пятьдесят дай…
Вылетели на Ленинский, едва не столкнувшись с грузовиком, который пролетел мимо них секундой раньше, иначе бы они протаранили его и вышел бы замечательный спецэффект для какого-нибудь боевика, разве что трупов было бы многовато.
Кремень поднажал на «жигуленке», для которого такая стрессовая поездка обещала стать последней, и сделал, наверное, уже невозможное, что не зафиксирует никакая Книга рекордов Гиннесса, сократив дистанцию с «лексусом» до сорока метров. Холодный воздух врывался в салон, словно бешеный зверь: Бекас высунувшись из окна, ощущал, что Кедр, пожалуй, перебарщивает с поддержкой, держа его так, что все внутренности подступают к горлу. Он пальнул несколько раз по колесам «лексуса».
Получив возможность для маневра, «лексус» снова оторвался на приличное расстояние. Бекас в отчаянии выругался, Кедр втянул его в салон.
– Я в левое колесо шмальнул. Попал, кажется, – похвалился Кедр.
– Попал, – передразнил Бекас, загоняя
