с гуляшом… Мы с Яной стояли почти вплотную. Она не могла не чувствовать меня, но не отстранялась, лишь напряглась, будто ждала от меня чего-то…
– Когда-то я жила с ним по соседству, – глухо произнесла она. – И имела счастье видеть его почти каждый день и так близко, как сейчас вижу тебя.
– А где он теперь?
Яна помедлила с ответом. Она повернула голову и искоса взглянула на меня. Взгляд был пытливым, пронзительным.
– А ты разве не знаешь? Что ж ты за сыщик, если не знаешь…
Что именно – интуиция, шестое чувство или необыкновенная наблюдательность навели Яну на мысль, что я знаю, где находится профессор Веллс? Лгать и отпираться было смешно и нелепо, но осторожность удержала меня от признания. Кто знает, что может случиться, если я скажу, что профессор Веллс живет этажом ниже меня в старом доме на окраине Мадрида? Я сделал вид, что не услышал ироничной реплики Яны и обратил ее внимание к прерванному рассказу:
– Ну-ну… Ты имела счастье видеть его, а что дальше?
– Он писал волшебные стихи, – продолжила Яна не без усилия. – Он говорил именно те слова, которые рождались в моей душе, но только я не могла… я не умела сформировать, выплеснуть их, а он смог… И мне хотелось плакать от радости… И я ему говорила: вот это, именно это я пыталась сказать, именно это подсознательно мучило меня, а вы так точно это определили, и теперь я понимаю себя и вижу весь мир – он прозрачный и светлый…
Ее голос оборвался, Яна вскинула руки, но не донесла их до лица. Она силой воли удержала слезы. В отличие от нее, я не смог удержать себя и крепко обнял ее плечи… Ты моя нежная, хрупкая, легко ранимая, ты свет и жизнь… Я видел, как Яна изо всех сил зажмурила глаза и сжала зубы… Я знал, чувствовал, что девушка подошла к самой грани, к черте, к которой уже потеряла надежду когда-либо еще приблизиться, и она всего в одном шаге, который перевернет ее жизнь, но…
Но как жестока судьба! Мы оба вздрогнули от громкого стука в дверь. Яна тотчас отпрянула от меня, и я – готов биться об заклад, что не ошибся! – увидел в ее глазах хороший, добротный, чисто женский испуг.
Глава двадцать шестая. Как в старые добрые времена
– Это он, – шепнула она мне и приложила палец к губам. – У него оружие… Молчи…
Арапчонок, судя по тому, как вибрировала и дрожала дверь, принялся колотить по ней ногами. Я подумал о том, что это был удобный случай, и без особых усилий можно было разоружить этого злого юношу. Но Яна словно прочитала мои мысли и отрицательно покачала головой.
– Хватит стучать! – крикнула она, и стук тотчас прекратился.
– Открой!! Что ты там делаешь?! – отозвался арапчонок из-за двери, но Яна не поняла испанскую речь и вопросительно взглянула на меня. Я коснулся губами ее ушка и шепотом объяснил, что ее телохранитель желает войти внутрь. Яна покусывала губы, но вряд ли происходящее сильно ее беспокоило. Скорее, она воспринимала ситуацию как некую забаву, веселую игру для нервов.
– Я хочу спать, – ответила Яна.
Арапчонок в свою очередь не понял русской фразы. Меня смешило это нелепое общение, и я через силу сдерживался, чтобы не повторить слова Яны по-испански. Это было бы очень смешно.
Яна стояла посреди комнаты, озиралась по сторонам и не знала, что предпринять, дабы спасти меня от своего промокшего и буйного телохранителя. По ее блестящим глазам и оживленному взгляду, в котором уже можно было различить тлеющее озорство, я понял, что она созрела для авантюры. Да простит Яна мою бестактность! – я стянул с топчана одеяло и разворошил постель, выдергивая простыню и пододеяльник. Не надо ничего придумывать, всё уже придумано!
Яна, сведя брови к переносице, смотрела, как я скручиваю и связываю узлом импровизированный канат. Потом она оглядела себя. Длинная черная юбка, в которой она была, вполне подходила для лазанья через окно. Я привязал конец каната к ножке кровати. Яна взялась за него, села на подоконник, свесила вниз ноги.
В двери что-то заскрежетало. Кажется, арапчонок пытался просунуть в щель лезвие ножа и подцепить им крюк. Знал бы кто, как мне хотелось распахнуть дверь и огреть кучерявую голову томиком Данте!
Яна спускалась легко и, по-видимому, не без удовольствия. Мне было приятно осознавать, что этот маленький аттракцион придумал я. «Тебе бы со мной на Крымские скалы в Форос!» – подумал я, наблюдая за тем, как девушка ловко находит кончиками туфлей щели в стене.
Ее телохранитель тем временем угомонился и притих за дверью, но не спустился вниз, в противном случае я бы услышал стук его шагов. Яна благополучно добралась до земли и помахала мне рукой. Я затолкал бутылку с остатками вина в один карман, конфеты – в другой, и полез в окно. Кот, склонив голову набок, пялился на меня пронзительно-желтыми, до предела изумленными глазами, будто я был наглой, жирной мышью, научившейся лазать по стене дома. Он даже попробовал перекусить канат, но я, к счастью, уже встал на землю.
– Ты читаешь Дантов «Ад». Тебя волнует эта тема? – спросил я, когда мы зашли в рощу и сбавили темп, чтобы отдышаться.
– Нет, – уклончиво ответила Яна, пряча глаза. – Почему она должна меня волновать?
– Ты совершила тяжелый грех.
Еще вчера Яна ответила бы мне грубостью и залепила бы пощечину. Сейчас она простила мне бесцеремонное вмешательство в ее личную жизнь. Некоторое время она думала, как мне ответить, и смотрела себе под ноги.
– Что ж, попаду в ад, и мне перепадет больше любви, – произнесла она, срывая оливковую ветку с набухшими почками.
– Ты, девонька, не путай ад с раем, – возразил я.
– В аду грешники жегомы огнем любви, – спокойно ответила Яна. – И вообще, смерть делает нас личностями.
– Ты что ж, ни о чем не жалеешь? Не раскаиваешься? – возмутился я и, остановившись, взял Яну за плечи. Она упорно смотрела себе под ноги.
– А почему я должна раскаиваться? Для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение.
– Чего-чего??
– Однажды Александр Македонский беседовал с древними иудейскими мудрецами, – бормотала Яна. – Царь спросил: «Что мне сделать для того, чтобы жить?» – «Ты должен умертвить себя», – ответили старцы.
– Слушай, малыш! Где ты этой галиматьи начиталась?
– Нигде, – теряя терпение, ответила Яна. Я видел, что этот разговор ей очень неприятен, но не мог остановиться.
– Тебе это вдолбили врачи?
– Никто и ничего мне не
