говорит. — Уж я тебе услужу.
И только его стало — убежал.
А мужичок стоит на месте, сам будто привязанный. Не знает, во сне ли видел, наяву ли было.
Ну, в скором времени мужичка этого на войну взяли. А война-то была трудная: уж чуть-чуть было не попала Русь наша нехристям под суго́ненье, да явился один молодец на бранное поле и всё дело повернул. Подались басурманы. Кого он рукой достал, тот на поле лег, а кого не достал, тот назад бежит — в свой предел, в Турскую землю.
Ну, понятное дело, все этого молодца хвалят, благодарствуют ему. А он — ничего, молчит, только посмеивается. Был тут и мужичок, тот самый, что лешачонка в лесу отвязывал.
Уж он смотрел, смотрел на молодца — что такое? Будто видал он его где, а где — и не вспомнить.
А тот поглядел на мужика ско́са и усмехнулся.
— Ну-ка, — говорит, — братец, пойдем со мной.
Пошли вместе. Заходят в кабак.
Богатырь этот сейчас вина требует.
— Много ли вам?
— Зачем много? Давай, лей ведро!
Те думают — на что ему столько вина? А он взял ведро, за уши — да на лоб.
— Лей еще!
Ему другое ведро подают. Он и то выдул, и третье спрашивает. Поставили перед ним третье ведро, а он мужика угощает.
— Пей, товарищ! Что ж ты?
— Нет, батюшка, у меня из ведра пить — душа не принимает.
— Ну, дайте ему стакан!
Он выпил стакан, другой, а все не знает, с кем пьет. Тот, наконец, и спрашивает:
— Что ж, знакомый? Знаешь ты, кто я, или не знаешь?
Мужичок смотрит, и страшно ему.
— Нет, батюшка, — говорит, — не знаю.
— А я самый тот, кого ты в лесу от лесины отвязал. Или не помнишь?
— О-о! Да что же ты нынче какой маленькой стал? Чуть поболе людского. Книзу ты, что ли, растешь?
— Я, — говорит, — какой захочу быть, такой и могу быть. Лесом иду — вровень с сосною, полем иду — вровень с травою. Меж людей хожу — людям вровень… А ты давно ли, братец, из дому?
— Да с начала похода…
— А знаешь ли, что там деется?
— Нет. Откуда же? Сам дома не бывал и земляков не видел.
— Вона как! А там у вас — дела! Нынче плачут, а завтра веселиться станут.
— Ойё! Почто ж так?
— Да жену твою замуж выдают. Тебя-то уж боле не ожидают. Слух такой прошел, будто помер ты. Поплакали они, да и позабыли.
Мужик и голову повесил.
А тот ему:
— Не плачь. Я твоему горю пособлю. Поди скорее, возьми всю твою одёжу, да и побежим домой. Может, еще и застанем жинку твою дома-то.
Мужик верит и не верит. Побежал скорей к своим, простился с товарищами, взял шапку, рукавицы да военный кафтан со светлыми пуговицами — и назад, к лесному приятелю.
А тот взял его под пазуху, да и драла-задувала! Так скоро полетели, что волоса из головы ветром вырывает. Мужик кричит:
— Ой, товарищ! Шапка с головы спала!
— Го! Хватился! Где уж она теперь! За тыщами верст осталась. Наплевать на нее!
Дальше бегут. А солдат опять кричит — еще того тошнее.
— Сапог прутом сшибло!
— Ну его! Далеко остался!
Так у мужика всю одёжу в лепетки и растрепало. Одно хорошо — жалеть некогда. Земля под ногами сама бежит. Тучки позади остаются.
Вот и прибежали они домой вовремя.
Жених с невестой за столом сидят. Сваты кругом них так и ходят. Народу полон дом.
Леший — двери настежь!
— Ждали, — говорит, — нас, гостей? Или, может, не ждали?
Все так и обмерли. Молчат. А лешак взял невесту за руку, вывел из-за стола, подводит к мужу.
— Вот, — говорит, — твой жених во второй раз.
А жениху отставному бает:
— Здо́рово женился, да не с кем спать!
А свату:
— Поди домой, Данило, пока не испроломано рыло. А мы станем брагу попивать да тебя поминать! Ого! Как я устал! Дайте-ка мне глотку промочить.
Подносят ему бокал с пивом. Он не берет.
— На что ты мне, молодуха, в этом наперстке подаешь! Коли не жаль, тащи кадку со всем запасом.
Принесли ему большую кадку с пивом. Едва приволокли, поставили и смотрят, что будет.
А он как опрокинет ее на лоб! Да и выпил до капли. Выпил и сильно охмелел — может, с устатку…
Хозяин давай поигрывать кремешком по заслонке:
Тринь, тринь, тринь, Васильевна,
Тринь, тринь, тринь, куды пошла!..
А леший под эту музыку и ну плясать! Чуть потолок в избе головой не выломил.
Плясал, плясал, да вдруг и пропал совсем. Будто и не было его…
Все скорей к окошкам, к дверям. А уж он вон где идет! Раз шагнул — через реку, два — через лес…
Обернулся сы́здали, махнул рукой.
— Живите! — говорит.
И ушел.
Лесной кум
Жили в одной деревне муж и жена — оба молодые. Баба перед жнивом родила первого робеночка.
Когда наступило жниво, стали они ходить жать на ниву, а нива была версты за три от деревни. Повесят зыбку с робеночком за кустом, а сами жнут.
Вот раз как-то мужик с бабой расхлопотались. Мужик молчит, и баба тоже.
«Не пойду домой, — думает баба, — пока ён жнет».
Мужик жнет до вечера, и баба с ним.
Вот и темнеть стало. Мужик не стерпел и говорит:
— Ступай домой, — пора обряжаться.
Она серп на плечо, да и покатила. А робеночка-то и забыла в зыбке.
Мужик видит, а молчит. Думает, — это она нарочно робенка оставила.
— Ну, — говорит. — И я не возьму! Пущай из дому сбегает.
Пожал ён, пожал, а как надо домой идти — ён себе и пошел.
Тоже не взял робеночка.
Пришел домой.
Баба ужинать собрала. Вот как стали они ужинать, баба сглянула на пустой очеп и скрикнула:
— Ах, батюшки! Да где же это робеночек?
— А где забыла, там и есть, — мужик-от говорит.
— Да я забыла, а ты-то что ж?
— Нет, ты не забыла, а назло оставила. Хотела, чтоб
