Книга Неудача в наследство - Светлана Романюк

— Порфирий Парфёнович? Непременно. Как освободится от предыдущих дел, так к этому и подступится. Дней через пять подъедет.

— Но помилуйте! Как это как освободится? Какие пять дней? Жара такая! Тело в храме лежит! Убитую по уму ещё вчера хоронить нужно было… Специально церемонию отложили… Через пять дней…

— Ну так и хороните, — пожал плечами Фёдор Николаевич. — Медицинское свидетельство мне местный доктор, Поликарп Андреевич, кажется, ещё в мой приезд предоставил. А видящему, настоящему видящему, получившему достойное образование видящему, имеющему соответствующий опыт видящему, непосредственный контакт с телом не нужен. Так что хороните. Не сжигайте только.

После этого Фёдор Николаевич, морщась и вздыхая, выдал Михаилу разрешение на встречу с арестантом и взмахом руки посетителя отпустил. Тот вышел из кабинета, терзаемый желаниями свернуть кое-кому шею или хотя бы врезать в челюсть. Останавливало одно. Славку после эдакого точно не освободили бы.

Пересказывать другу встречу с судьёй Михаил не стал, здраво рассудив, что эти знания оптимизма другу не добавят. Да и времени на разговоры им было отведено немного. Михаил давно поднялся со стула и стоял возле разделяющей решётки.

— Так что ты держись, мы тебя отсюда непременно вытащим! — пообещал он другу на прощание.

Вячеслав тоже поднялся и сделал шаг вперёд. Заглянул другу в глаза и, криво ухмыльнувшись, сказал:

— Я не сомневаюсь, что ты снова приложишь все силы, чтобы этого добиться. Но, возможно, в этот раз просто пришёл мой срок. Не вини себя, ежели что…

Михаил упрямо мотнул головой. Решётка была устроена так, что, приди беседующим в голову пожать друг другу руку, они не смогли бы дотронуться и кончиками пальцев. Меж приятелями было значительное расстояние, но глаза Славки, в которых плескалась безнадёжность, были видны хорошо.

— Время вышло, — бесцветным голосом сообщил надзиратель у двери. — Пожалуйте на выход, ваше благородие.

Глава 55. Знаки и кошки

— Урок окончен, — сказала Аннушка и в тот же миг оказалась в гордом одиночестве.

Она никак не могла привыкнуть к скорости, с которой ученики исчезали из класса на перемене. Зимой и летом, в солнечный день и в дождливый стоило лишь объявить о завершении урока, и фр-р-р — ты уже смотришь на опустевшие парты. При этом после окончания учебного дня расходились чинно, неторопливо. Вежливо прощались и, нацепив на чумазые мордахи мину значительности, несли домой тот груз знаний, что смогли поднять.

Детские голоса звенели за окном, и это изрядно расцвечивало серый, сырой, душный день, царящий там. Аннушка улыбнулась и вернулась за свой стол. Стопка исписанных округлым ученическим почерком листов с укором выглядывала из-за чернильницы. Нужно было проверить диктант, но на это не было ни сил, ни желания.

Аннушка с завистью вспомнила Петра Орлова и Николеньку. С каким жаром они сегодня продолжили прерванную накануне дискуссию! С каким энтузиазмом скромный, нескладный сосед принялся за репетиторство! Аннушка даже в самом начале своей учительской карьеры такого подъёма не ощущала. А сейчас и вовсе — сосредоточиться и то сложно. В голову постоянно какие-то мысли посторонние лезут, тревоги, опасения.

Аннушка подтянула к себе чистый лист бумаги и стала бездумно черкать по нему карандашом. Раз черта, два, три… Кстати о чёрточках, Аннушка посмотрела на руку. Теперь на знаках было только по две чёрточки. Кто бы мог подумать, что простая консультация зачтётся как выполнение первого условия пари? Хотя не стоит лгать даже, вернее, тем более себе. Простой та консультация не была. Ни морально, ни физически.

В памяти настойчиво всплывали картинки: маленькая Настасья про подорожник рассказывает, уже взрослая у ручья благодарит, в храме лежит недвижимая… Глаза защипало от навернувшихся слёз. Аннушка тряхнула головой, прогоняя из мыслей образ вышивальщицы.

Нужно было срочно что-то хорошее вспомнить, счастливое. Ольгу, например. Вот уж кто счастлив сегодня был! Андрей Дмитриевич у Кречетовых с утра пораньше объявился. Ко второму завтраку. К первому и вовсе неприлично вышло бы. А так все домашние насладились приятным обществом и вкуснейшими ватрушками, а потом влюблённые в сад удалились. Ворковать.

— Где вы, Анна Ивановна, этот рисунок видели? — голос Архипа прозвучал прямо возле уха резко и внезапно.

Аннушка вздрогнула и одарила незаметно подошедшего ученика непонимающим взглядом.

— Крестики вот эти, чёрточки, — пояснил Архип и ткнул исцарапанным пальцем в тот лист, по которому Аннушка карандашом возюкала. — У вас тоже кошка пропала? Вернее, нашлась… кошкодавом убиенная.

То, что о кошкодаве она уже недавно что-то слышала, Аннушка вспомнила, но понимания ни во взгляде, ни в мыслях у неё от этого больше не стало. Архип заметил это и стушевался.

— Простите, Анна Ивановна, показалось мне просто, — буркнул он и поворотился к выходу из класса.

— Нет уж! Теперь договаривай!

Аннушка придержала мальчишку за рукав. Архип вернулся и, шмыгая носом, коротко поведал учительнице душераздирающую историю о кошкодаве, в конце добавив:

— И у каждой кошки на левом боку кровью такие же полоски намазюканы были.

— Такие же? — встрепенулась Аннушка, с ужасом вглядываясь в рисунок, на котором её рукой был изображён тот знак, что чёрным на щеке Настасьи светился.

Архип взял бумагу, повертел и признал:

— Ну, не совсем… На кошаках полосок поменьше было. Но похоже очень… Да ведь рисунки от кошки к кошке тоже рознились. Но вот эдакая галочка и вот эта стрелка — завсегда были.

Аннушка вручила Архипу карандаш и велела изобразить все знаки, что он на кошках видел, и, если вспомнит, подписать, на какой кошке какой знак был. Архип проникся, расположился на последней парте и стал рисовать, морща лоб и высовывая кончик языка от усердия.

Аннушка тронула колокольчик, подавая ученикам сигнал, что время перемены вышло. Затем что-то говорила, объясняла, показывала. Дети слушали, открыв рты, а когда урок закончился, расходились, сбившись в стайки, и живо обсуждали услышанное на уроке. Но ежели бы кто саму Аннушку спросил, о чём на уроке речь шла, она бы ответить не смогла. Потому что как в тумане была, за дымкою. Мысли её полностью кошкодавом заняты были, несчастными животными и Настасьиной долей. Неужто тот, кто кошек давил, за людей принялся? И ежели это так, то значит, этот кто-то давно здесь обитает. На мимо