Книга Неудача в наследство - Светлана Романюк

Аннушка картинно закатила глаза и пригрозила:

— Вот пожалуюсь Андрею Дмитриевичу, что его невеста к посторонним генералам интерес проявляет!

— Я? К генералам? — опешила Ольга. — Попробуй только! Я тебя…

— Что меня?

— Да я тебя…

— Ну?

— Я тебя защекочу тогда!

— Ой, боюсь!

— Нет! Я тебя не тогда защекочу! Я тебя сейчас защекочу! — угрожающе провыла Ольга и ринулась на сестру, выставив вперёд руки и зловеще перебирая пальцами.

Аннушка взвизгнула, и обе сестры с хохотом ринулись в коридор.

Глава 54. Тюрьма

Гулкий арочный коридор тянулся и тянулся, изгибаясь, он опоясывал весь первый этаж. Нескончаемая вереница массивных, обитых железом дверей с одной стороны и зарешеченные окна под самым потолком — с другой. Из окон открывался вид на тюремный двор, насладиться этим видом мог бы лишь тот, кто посмел притащить в коридор стол и взгромоздиться на него, но охотников проделать это не находилось.

Для такого небольшого городка, как Крыльск, тюрьма выглядела излишне вместительной, добротной и неприлично новой. Ещё поблёскивал на солнце глянец свежей краски, трещинки ещё не разбежались по белёным стенам и потолку, не скопилась по углам паутина. Чисто. Светло. Тихо. И вместе с тем Михаил ощущал неимоверную тяжесть, навалившуюся на плечи, в тот же миг, как он переступил порог этого заведения. Душно. Маетно. Безысходно.

Пожилой грузный надзиратель остановился и распахнул одну из дверей.

— Пожалуйте, ваше благородие, — равнодушно проговорил он и, отступив на пару шагов, сделал приглашающий жест.

Михаил не понимал, каким образом провожатому удалось вычленить нужную дверь из монотонного ряда точно таких же. Нигде не было ни знака, ни номера, однако обошлось без ошибок. За решёткой, заменяющей одну из стен, на узком, прикрученном к полу табурете сидел Славка. Скованные руки его чинно лежали на коленях.

— Четверть часа у вас, — напомнил надзиратель.

Михаил очнулся и прошёл на свой стул. В отличие от арестанта посетителю предоставлялся именно стул, с обивкой и высокой спинкой. Впрочем, прикрутить к полу не забыли и его.

— Ну, здравствуй, — хрипло произнёс Вячеслав.

— Как ты? — одновременно с ним заговорил Михаил и, не успев договорить вопроса, тотчас же ощутил неловкость и неуместность его.

За двойной решёткой был Славка. Не привычный и изрядно опостылевший за последние месяцы мсьё Нуи, не тот блистательный кавалер, которого Михаил был вынужден вытаскивать из переделки и под видом камердинера ввозить на родину, а действительно Вячеслав Павлович Огрызко, собственной персоной. Нарочито невзрачный, настойчиво незаметный и абсолютно незапоминающийся. Безликий, как он есть.

Вячеслав приподнял скованные руки и слегка тряхнул ими. Оковы брякнули, а Михаил увидел вязь символов на браслетах.

— Ты постоянно в них? — спросил Михаил, облизнув враз пересохшие губы, и судорожно попытался припомнить, сколько часов Славка находится в заточении и не случилось ли уже непоправимое.

Наручники с активированными запирающими силу рунами имелись в любой тюрьме, использовались, правда, крайне редко и лишь для особенных постояльцев. В них щеголяли оступившиеся видящие, шептуны, оморочники, ведьмы и, как ни странно, безликие. Хоть в отличие от остальных безликие никакой силой не владели и на окружающие предметы особого влияния оказать не могли. Они изменяли себя, виртуозно подстраиваясь под внешние обстоятельства. Однако ж зачарованные браслеты полагались и им, правда с припиской, что без злоупотребления, поскольку из всех вышеперечисленных вред подобные оковы только безликим нанести могли. Под их воздействием что-то в безликих ломалось, корёжилось, застывало, и представители этого и без того обездоленного народа лишались единственной доступной им магии — виртуозная имитация и повышенная пластичность.

— На допросах только, — успокоил приятеля Вячеслав. — Ты не переживай, у меня всё нормально. И уж точно бывало и хуже. Кормят, поят, спать дают. До суда мне камера одиночная положена. Так что можно считать, что отдыхаю в тиши и спокойствии. Пока… После суда, верно, сложнее будет.

— Отринь пессимизм! Уверен, всё благополучно завершится. Я сложа руки не сижу, — горячо уверил приятеля Михаил.

— Хм, вот знаешь, после эдаких слов вовсе тревожно стало, — ехидно усмехнулся Славка.

— Неблагодарный ты всё-таки человек… тут ради него ночей не спишь, в Специальный комитет при особе Его Императорского Величества письма строчишь, юную барышню труп осматривать заставляешь, нотации от отца Авдея выслушиваешь...

— Про письма — хорошо и понятно, а вот про барышню у трупа и отца Авдея давай-ка подробнее, — не проникся жалостью к приятелю Вячеслав.

Михаил возвёл очи горе и стал коротко пересказывать последние события, пытаясь подбодрить и обнадёжить друга. Изображая при этом такую уверенность в благополучном исходе, которую сам, признаться, после встречи с судьёй уже не ощущал.

Сказать, что Фёдор Николаевич принял посетителя прохладно, — значило сильно приуменьшить впечатления о том презрительно-ледяном душе, которым судья встретил Михаила. На изучение предоставленного отчёта видящей Фёдору Николаевичу потребовалась пара минут. После чего он двумя пальцами бросил бумаги на стол и с брезгливой гримасой пробурчал:

— Экая девица неугомонная. Строчит бумагу за бумагой. Ваш приятель недалёкий уже привозил на днях от неё эпистолу. По другому поводу, правда… Они строчат и привозят, а умным людям приходится думать и решать, как вред от подобных писулек уменьшить…

— Да какой вред? Девица Кречетова всё согласно законам и предписаниям оформила! Очевидно же, что здесь ритуал кто-то проводил! Славка… Вячеслав Павлович не мог в этом участвовать. Он безликий, а они даже активаторами воспользоваться не могут! Прошу отпустить моего друга и наконец-то заняться поисками настоящего убийцы!

— Что?! Наконец-ц-ц-то занятьс-с-ся?! — по-змеиному прошипел судья. — Мы здесь, по-вашему, чем занимаемся? Штаны просиживаем? Вячеслав Павлович не мог в этом участвовать? Так я вам скажу: даже если принять во внимание писанину вашей подружки, Вячеслав Павлович ещё как в этом участвовать мог! Ещё как! Только не один, а с сообщником. А вы его так рьяно защищаете, что поневоле нехорошие подозрения и на ваш счёт закрадываются!

— Что?! — в ответ вспылил Михаил и наговорил много лишнего.

Можно было потом долго сокрушаться по этому поводу и в попытках оправдаться кивать на дорожную усталость, недосып, глубокие морально-нравственные потрясения, но это уже не могло никоим образом повлиять на решение судьи. Славку даже под огромный залог до суда из тюрьмы не выпустят.

— Но хоть Порфирий