сауне. Зимой же служба была наилучшим времяпровождением, так как лишь единицы из живущих в городе имели центральное отопление. Но на данный момент до зимы было далеко, а мы находились в самом разгаре летних дней.
– Мне нужно пойти сегодня на службу пораньше, – заявила она, едва закончив гладить одежду, которую она ранее заштопала. – Вчера вентиляторы были выключены, и моя одежда насквозь промокла.
Здесь не прекращалась битва между прихожанами относительно того, должны вентиляторы быть включены во время службы или нет. Некоторые жаловались, что потоки воздуха приводят к обострению ревматизма, в то время как другие, как Нонна, были прозваны «любителями ветра». Сегодня она вооружилась пластиковой крышкой от контейнера из-под мороженого, чтобы остужать себя, перебирая четки перед началом службы и пением в конце.
– Приходи в церковь после службы. Я хочу, чтобы ты встретилась со священником, – сказала она. – Он хороший, и я ему рассказывала о тебе. Возьми Зоэлу.
Позже тем же днем, пока Нонна готовилась уйти на службу, Зоэла носилась по улицам с Розалией и Гиневрой, дочерью сыроваров. Я спросила у Нонны, где она. Нонна высунула голову в окно и позвала Джиакому, живущую ниже по улице. Джиакома, в свою очередь, высунула голову из дверей и стала звать мать Розалии. Прошло десять минут – и Зоэла оказалась дома.
Я убедила ее и Розалию пойти со мной в церковь, когда закончится служба. Я сказала Зоэле, чтобы она проверила, надета ли на ней чистая рубашка и причесаны ли волосы. Мы являлись представителями Нонны, и хотя свободолюбивый цыганский вид моей дочери был вполне приемлем в хипстерских окрестностях Силвер-Лейк, здесь, на Сицилии, от внучки, идущей к священнику, требовались определенные формальности. Я пообещала ей мороженое после за все ее усилия.
Когда солнце начало опускаться за горную гряду по другую сторону долины, уходящей к морю, мы вошли в ризницу. Прихожане только начинали вставать со скамей и выходить. Мы прислонились к обратной стороне купели со святой водой, лицом к двум вентиляторам, работающим на полную мощность. Нонна заметила нас и велела подойти. Минуту спустя мы стояли в церковноприходском офисе и я пожимала руку африканскому священнику.
– Для меня большая радость познакомиться с вами, – сказала я.
– Я также очень рад, – ответил он. Его итальянский был неуверенным и звучал с приятным акцентом, который я не смогла определить. Пожимая ему руку, я ощутила прилив теплоты и дружелюбия. Я чувствовала что-то вроде неожиданной гордости за этого человека, с которым я только что встретилась. Здесь был товарищ с таким же цветом кожи. Здесь был мужчина, исполняющий роль духовного лидера в городе, полном людей, настолько отличающихся от него в культурном плане. Он делал это на итальянском, привнося свой язык, географию, национальность и расу. Мне казалось, мы оба знаем кое-что о том, каково это – быть иностранцем и не-итальянцем в Италии – возможно, он знал даже больше, чем я, учитывая его призвание и интимность, которая для этого требовалась. Мне хотелось по секрету сказать ему, что он делает «Божью работу» не только находясь в Алиминусе, но и гораздо большим количеством способов. Но мы пока что не могли так быстро поднять эту тему.
– Так здорово, что вы здесь, – сказала я. Между нами постепенно формировалась связь. Были и другие прихожане, у которых были особые просьбы или необходимость поговорить с ним лично. Но он нас не торопил.
– Откуда вы? – спросил он.
Я заметила в его глазах любопытство. Я видела то же самое, когда жила во Флоренции и наткнулась на группу только прибывших сенегальских иммигрантов. Мы являлись двумя людьми африканского происхождения, которые встретились за пределами диаспоры, – такое событие мгновенно формирует чувство общности с другим чернокожим человеком в любой точке земного шара.
– Я приехала из Калифорнии, Лос-Анджелес, – ответила я. Его лицо расцвело улыбкой, полной изумления, словно я говорила об альтернативной вселенной, полной фэнтези и причуд. Я задумалась над тем, сколько фильмов с пальмами и спасателями в бикини он видел в своей жизни. – А вы откуда? – в свою очередь спросила я.
– Бурунди, – сказал он. Мое знание географии было позорным. Я не могла представить себе страну на карте континента. Но я представила себе картину, на которой была семья, скучающая по нему, людей, которые делят своего сына с католической церковью.
Нонна рядом со мной цвела. Как для глубоко верующей женщины, представить меня священнику для нее было знаком оказания к нему уважения. Во время нашего разговора она залезла в сумочку, чтобы достать оттуда частное пожертвование. Теперь, зажав деньги, она положила руки на плечи Зоэлы и осторожно подтолкнула ее поздороваться.
– Это моя дочь, – сказала я. Зоэла подошла и пожала ему руку. Она сказала «Ciao» и посмотрела на него широко раскрытыми удивленными глазами, словно он был чернокожей версией Дона Маттео.
– Рад знакомству с тобой. – Он улыбнулся и взял руку Зоэлы. – Ты – американская внучка. – Он сделал полшага назад и окинул ее взглядом. – Да благословит тебя Господь, – произнес он, кладя свою вторую руку ей на плечо.
Зоэла улыбалась, немного смущенная вниманием. Затем она оглянулась на Розалию, которая ждала поодаль, возле кабинки для исповеди.
– Сколько тебе лет? В какой класс ты ходишь? – спросил он.
– Мне восемь, и я пойду в третий класс, – сказала она стеснительно на своем лучшем итальянском.
– Тебе нравится Сицилия? Хорошо быть здесь со своей бабушкой, не правда ли?
– Да. – Односложный ответ закрыл оба вопроса сразу. Мне стало понятно, что она потеряла интерес к священнику. Ей не терпелось вернуться обратно к Розалии, чтобы снова слоняться по городу до ужина.
Нонна вручила священнику свое пожертвование. Он улыбнулся, кивком головы поблагодарив ее.
Позади нас сформировалась нетерпеливая очередь, группа женщин с сумочками наготове, чтобы просить о специальных молитвах, исповедоваться, сделать пожертвование от своего имени или имени тех, кого они любят. Нонна взяла меня за локоть – универсальный сицилийский жест, означающий, что пришло время уходить.
– Я надеюсь, мы еще увидимся до моего отъезда, – сказала я, когда мы с Нонной отделились от толпы стоящих в зале.
Выйдя наружу, мы остановились на мраморных ступеньках в самый разгар заката. К нам сзади подошла Бенедетта, живущая через два дома от Нонны, она предложила пройтись вместе с ней и ее детьми обратно на Виа Грамши. Я же со своей стороны хотела прогуляться, чтобы насладиться первыми моментами дня без неумолимых прямых солнечных лучей. Мне хотелось бродить по холмам за городом, собирать ежевику прямо с куста. Побыть какое-то время в одиночестве и тишине, которую можно было
