пока прогнать высокомерный тон Левиафана куда подальше.
— Нам придётся его как-то разделывать, да? — спросила Теренея явно без сильного энтузиазма.
— Да, — тут наёмник прищурился. — Думаю, тебе пока не стоит на это смотреть. Можешь сходить к собакам, заняться ими.
Он заметил сомнение на её лице, кажется, она бы с радостью согласилась на такое предложение, но что-то не позволяло просто так отказаться от перспективы смотреть на кровь вожака оленьего стада.
— Нет… я пойду, ничего… — в голосе не слышалось и тени воодушевления. Теренея насильно переступала через себя.
Он только кивнул. Затем снова натолкнулся на страх в этих больших серых глазах и понял, как ему хотелось развеять его.
— Я могу дать тебе компас, пока мы будем там.
— Да, спасибо! — и она опять расцвела. Как просто можно управлять людьми, если знаешь, за какие ниточки потянуть. И не нужно никого принуждать, не нужно давить. С Теренеей всё получалось так легко.
Аластор протянул ей вещицу. Девочка заворожённо оглядела его, провела пальцами по надписи. Затем вдруг её лицо переменилось, в нём закралось сомнение.
— Вестания права, правильно? Отец не дарил его мне, это всё ложь.
— Почему компас должен потерять свою значимость от этого? — парировал Аластор. — Какая разница, кто его подарил, если для тебя он важен?
— Компас нужен, чтобы не потеряться в Аиде. Так можно найти правильную дорогу.
— Видишь, — ободрил он её. — Он по-прежнему такой же.
— Просто я всегда думала, что так мы имеем какую-то связь с папой. Что это знак того, что нужно найти его. Наверное, она права. Он нас бросил. Он не писал и не дарил нам ничего все эти годы. Не скучал, не хотел встретиться… Тогда получается, что и вся наша сделка не имеет того веса… Какая разница, этот компас или любой другой спасёт нас в Аиде? Это, — она кивнула на железный корпус старого механизма на своей руке, — просто ложь. Сделка, сделанная вокруг лжи — полная чушь.
Он посмотрел в глаза Теренеи — большие и серые, они лучились, словно свинцовое небо, сквозь которое стремится пробиться солнце; глаза Вестании — две разрытые могилы, что же могло таиться на их дне? И глаза Алкионы… небеса Океании во время прибоя, в них плескались волны, может, из-за этого они казались влажными, глаза цвета долга и цвета бесконечной скорби.
Кто был их отец? Какие тогда должны были быть глаза у него?
— Тера… — Аластор опустился к ней, встал на колено. — Я не знаю ничего о вашем отце. Ни кем он был, ни почему всё вышло так, как вышло. И ты, и Вестания думаете о нём слишком много, вспомни, что компас тебе подарила мать, и он приобретёт ещё большую важность.
Он видел, что она была готова заплакать. Не лучший момент для таких разговоров, нужно ещё дойти до подстреленного оленя, вдруг тот не умер. Аластор протянул к ней руку, и девочка сама бросилась ему в объятья.
— Посмотри по сторонам, — прошептал он, прижимая её к груди. — О какой сделке ты говоришь? Что меняет компас, если я уже тут? Хочешь, выброси его в сугроб, ничего не изменится, я останусь здесь. Даже если сейчас мы увидим, как где-то в небе горит вся Океания целиком, я останусь здесь. Тера, мне больше некуда идти. Мира уже нет, понимаешь? И идти назад некуда, потому что меня тоже уже нет. Кроме тебя, Вестании и Асфоделя, у меня больше нет ничего.
Её руки были такими слабыми, но она старалась обнять его так крепко, что становилось удивительно больно где-то в душе.
Много лет после «Чёртова Колеса» Аластор не жил, он искал того человека, кому сможет помочь, кому отдаст свои деньги, и тогда он не знал, что он способен помогать как-то по-другому. Он слишком давно похоронил себя, уже не мог воскреснуть, но только в эту минуту, когда Теренея обнимала его за шею, прижавшись к груди, он чувствовал незнакомый ему ранее трепет жизни, чувствовал, что поступает правильно, чувствовал, что впервые он нашёл кого-то, для кого стал важным и кто стал важным для него самого.
Она всё же отпустила его, потом посмотрела на свою руку с зажатым в ней компасом, раскрыла пальцы, перевернула надписью вверх.
— Ты прав, — сказала она в конце концов, утирая слёзы. — Но я не хочу его выбрасывать.
— Хочешь, оставь его себе, — предложил Аластор.
— Нет, — Теренея показалась ему особенно взрослой в этот момент. Она протянула ему компас. — Я хочу притвориться, что всё так и осталось. Пусть он будет у тебя, а я буду его брать иногда. Так лучше.
— Хорошо, — кивнул Аластор, поднимаясь. Пришлось прищуриться из-за ноги. — Пойдём, надо разобраться с оленем. А потом проведаем Вестанию.
***
Вестания тщетно пыталась развести костёр. Пальцы покраснели и уже теряли чувствительность, а руки всё ещё ходили ходуном, только уже не из-за холода, а от отчаяния.
«Ты должна успокоиться». — Голос тени в голове с каждым днём становился всё громче.
Замолчи! Замолчи! — заклинала она тень. — Я больше не хочу с тобой разговаривать…
«Я не хотел тебя обидеть».
Почему ты не можешь просто уйти, просто оставить меня в покое?
«Тогда я потеряюсь. Ты это знаешь».
Несколько часов назад, когда они сделали остановку, она поругалась с Теренеей и Аластором. Весь день Веста пыталась разговорить тень, пыталась узнать у него его имя, но он отказывался. И когда у неё, наконец, получилось его уговорить, Вестания быстро пожалела об этом.
«Серый».
Серый.
Стоило услышать это имя, как она почувствовала, что теряет способность управлять своим сознанием. Она словно изменилась, перестала быть собой. Стала какой-то другой, наговорила глупостей Теренее. Зачем только она это сделала?
«Он хотел научить тебя стрелять».
И что с того?
«Это нельзя».
Почему? Что в этом плохого?
«Он убивает просто так, понимаешь? Он убил стольких, даже когда был выбор, он не сожалел о них. И сейчас он запросто убьёт оленя, не имея на то права. Разве он охотник, чтобы отбирать жизнь? Он убийца. Он несёт в себе зло».
Ты сам когда-нибудь убивал? Или кто-то убил тебя? В чем дело?
Было сложно управлять мыслями, чтобы формулировать такие сложные вопросы. У Вестании ушло несколько дней на то, чтобы мысли не звучали в голове, как ворох оборванных слов. На то, чтобы произнести в голове предложение, не уходило и секунды, но Серый обычно не реагировал на эти спутанные нити её сознания, лучше удавалось с ним поговорить, когда Вестания «выкрикивала» — адресовывала ему громкие и чёткие послания. У самого
