в руках Кирпич и мастерок!
Он стоял вместо того, чтобы бежать, отец его подтолкнул.
– Очнись же, дурень! Скорей!
Флориан двинулся вниз. После тысячи извинений добрался все-таки до выхода из башни, кинулся в мастерскую, обнаружил, что забыл ключ, вернулся к башне, умолил Бенуа, который наблюдал за входящими, пойти с ним и отпереть ненавистную мастерскую. Мажордом остался стоять на пороге, Флориан, стремительный как ветер, бросился к третьему столу у окна, схватил листок с речью, а заодно и бювар, и вдруг услышал у себя за плечом: звяк!
Он обернулся. В стене между двумя шкафами была дверь, еще с тех времен, когда мастерская служила гостиной. Ею давно никто не пользовался. Сейчас дверь приоткрылась. А до того, как захлопнулась, Флориан успел заметить стоптанный башмак.
И сразу узнал его. Сомнений нет. Что понадобилось этой проныре? Флориан окинул взглядом мастерскую. Все в порядке, нервничал только Бенуа, шевеля пальцами-червями над связкой ключей. От напряжения он потел, от пота волосы завивались барашком, а завитушки его раздражали. Привычный замкнутый круг.
– Господин Флориан, полагаю, ваш батюшка очень волнуется.
– Едва ли. Он знает, где я.
– Он волнуется не за вас, он волнуется из-за Кирпича и мастерка.
– Да. Действительно. Иду.
40
Манфред, бледный как смерть, затаил дыхание.
– Лаванда, дитя мое! Где ты это взяла?
Лаванда и сама удивилась, что нашла драгоценный план, не разрубив сейф топором.
– Не важно, папа! Главное, он у нас.
– Главное, Лаванда, чтобы ты осталась жива. Главное, избавиться от него как можно скорее. Скажи правду, ты стащила ключ с моей связки?
– Неважно, папа.
Манфред с трудом перевел дух. Лаванда отвечала ему «неважно» по три раза на дню. Пора бы к этому привыкнуть. Но он не мог допустить мысли, что его дочь закончит свои дни на Белом острове. Несчастная Мадлен, связанная, на дне лодке, ставшая совсем крошечной от ужаса, так и стояла у него перед глазами. Месяц прошел, как та лодка растворилась в ночи. Бенуа в отместку за то, что она его отвергла, донес на нее, обвинив во множестве всяких проступков, которые выдумал сам.
Много картин теснилось перед внутренним взором Манфреда, за один год он постарел на десять лет. Под глазами залегли черные тени, вокруг рта образовались горькие складки. Голова с высоким лбом и залысинами держалась не так горделиво, как прежде. Только длинные ноги по-прежнему пересекали узкую гостиную одним скользящим шагом. Отточенными движениями старик распластал план Бойни на оловянном подносе, прикрыл салфеткой, на салфетку поставил холодный чайник и блюдце, на блюдце – свою чашку с пригубленным отваром ромашки, витую ложечку и подгоревший бисквит, отложенный для себя. Сдул крошки и распорядился:
– Отнеси чай Лорану Лемуану, пока они заняты Последним Кирпичом.
– Будет забавно, папа, если король уронит Кирпич Бенуа на башку и если…
– Помолчи, Лаванда, – оборвал дочь Манфред и вручил ей поднос. – Постарайся не попасться на глаза Иларии, ведь сейчас ты должна чистить серебро.
Со стесненным сердцем он следил за своей младшенькой, направившейся к двери. И выпрямился, как пружина, когда на пороге она столкнулась лицом к лицу со старшей сестрой.
– Отец, Лаванда? Да что же это!
Высокая, высокомерная, туго затянутая в форменное платье, домоправительница вплыла в гостиную. Критически оглядела отца, сестру и задержала взгляд на подносе: полчашки чая, подгоревший бисквит, бумажонка, торчащая из-под салфетки. Презрительно прикрыла глаза. Манфред очень не любил этого взгляда, потому что и сам так смотрел.
– Отец! Я удивлена, что вы еще дома, когда так много работы во дворце.
– А почему же ты в таком случае отправилась домой?
– Потому что обыскала весь дворец и не нашла вас.
– А зачем ты меня искала? – задал следующий вопрос Манфред, выразительно взглянув на Лаванду, словно говорил ей: «Беги!»
Лаванда его поняла.
Как он мечтал о повышении по службе для Иларии! И как теперь об этом сожалел. Сейчас ему хотелось, чтоб Илария сидела на кухне и чистила овощи. Лаванда права: она стала домоправительницей, чтобы шпионить за ним. Спрашивается: почему она здесь, почему не надзирает за приготовлениями к банкету, который последует за церемонией? Она в самом деле хотела найти отца или пришла порыться в его вещах? Илария как-то странно застыла на месте, подыскивая правдоподобное объяснение.
– Один лакей из тех, что прислуживают сегодня вечером за столом, свалился с мигренью, – произнесла она наконец. – Тебе придется найти другого.
Так себе оправдание.
– Хорошо, Илария. Можешь не волноваться.
Илария с явной обидой развернулась на каблуках. Она терпеть не могла, когда отец проявлял снисходительность, ведь в дворцовой иерархии они теперь занимали равное положение. Манфред дождался, пока стук каблуков стих, и после этого тоже вышел из дома. Миновал сад, где веселилась ребятня, разбивая палками лед в пруду. Он позавидовал их беззаботности. Заметил, что ветки деревьев усеяны спящими почками, и позавидовал их терпеливости. За деревьями притулился маленький домишко, там, в ящиках с соломой мирно дремали яблоки и груши. Он позавидовал их покою. Притолока низкая, так что Манфред, вдыхая сладковатый аромат, стукнулся об нее лбом.
– О-о, господин Манфред! – приветствовал его горбун из глубины кладовой, вежливо приподняв мягкую шапочку. – Вас тоже не пригласили на праздник? Забавно, если ветер сдует королеву за бруствер…
– Действительно, – согласился Манфред.
Глаза понемногу привыкли к полутьме, и мажордома охватило отчаянное желание побыстрей убежать и вовсе не приближаться к уродливому садовнику. Он был такой страшный, что Виктория постоянно на него жаловалась. Манфред, образец благовоспитанности, набрался мужества и посмотрел на серое лицо в красных буграх с желтоватыми гнойниками. «Рептилия», – всякий раз невольно вздрагивал Манфред.
– Кому-то нужны яблоки для стряпни, а вам что понадобилось, господин Манфред?
– Ты мог бы отнести солому Зодиаку?
– Почему бы нет? Вы вдруг стали мне доверять?
– Как сказать. Ты слишком болтлив.
– Только потому, что мне не с кем словом перемолвиться.
– Не тебе одному в наши дни.
– Хотите яблочко, господин Манфред?
– Нет, благодарю.
Манфред наклонился пониже у притолоки, чтобы не удариться еще раз.
– Спасибо, – прибавил он, выходя.
Он не знал, что делать с Сильвеном Удачей. Чтобы не попасть в застенки Жакара, беглец обжег себе лицо. Едва вылечившись, без ресниц и бровей, вновь пристроился на работу в замок, в то время как король искал его по горам и долинам. Удача – слабое звено в не слишком прочной цепи. Ему до смерти надоело собирать яблоки и подстригать кусты дрока, он втайне сделал гору стрел, и кто знает, как скоро возьмется за прежнее? Манфред был не из тех, кто легко прощает. Но сейчас не время вспоминать старые обиды. Он отправил Сильвена со скромным поручением, чтобы замести следы Лаванды, ведущие к Бойне.
Сильвен прихватил десяток подпорченных яблок и принялся угощать лошадей. Габриэль издалека заметил горбуна.
– Не корми их!
Габриэль, хоть и не мог смотреть Сильвену в лицо, вернул его на дворцовую службу. Он сделал вид, что занят упряжью в то время,
